Девочка. Книга третья
Шрифт:
Сопроводительное письмо-рекомендация было адресовано арт-директору сиэтлской галереи Кэтрин Шейд. Список моих достоинств заставил меня покраснеть от смущения, но не это было главное — письмо было написано на бланке университета, от лица Барбары Стивенсон со всеми ее регалиями и завизировано ректором университета, доказывая подлинность рекомендации и добавляя ей солидности.
А дальше все произошло быстро, потому что галерея уже была в цейтноте подготовки к очередной выставке.
Я оставила сопроводительное письмо с копией резюме на ресепшене, а через день мне позвонили и
Вечером того же дня меня пригласили на личное собеседование. Кэтрин Шейд оказалась брюнеткой лет сорока, стройной, высокой, с короткой стильной стрижкой и жестким взглядом.
Задав мне несколько вопросов, она прошлась глазами по моему скудному резюме, более внимательно остановилась на сопроводительном письме, пролистала мои ответы на вопросы от галереи и, наконец, посмотрела на меня. Жесткий взгляд на секунду остановился на моем лице, затем отметил мой простенький аккуратный костюм с белоснежной блузкой, и Кэтрин приняла решение.
— С завтрашнего дня можете выходить на работу. Подробности узнаете у секретаря.
Это была победа. И пусть работа была временной, деньги небольшие, обязанностей катастрофически много, а график на период каникул я взяла полный, чтобы меня ввели в курс дела, жаловаться не приходилось. Как сказала профессор Стивенсон — это был шанс. Шанс не только поработать в престижной галерее, но и получить новый, бесценный для меня опыт.
— Лили, доброе утро, — поздоровалась Молли. — Поздравляю с Рождеством!
— И тебя тоже, — машинально ответила я, ожидая очередного задания, и оно тотчас последовало:
— Кэтрин просила завтра к восьми утра подъехать в типографию. Вчера вечером пришли пригласительные билеты. И они, цитирую: "никуда не годятся".
— Разве Кэтрин не одобрила верстку до того, как все ушло в печать?
— Одобрила, но ее не устраивает цветовая гамма. Должно быть золотое тиснение, а не эта горчица, намазанная на кусок дизайнерской бумаги, — вновь процитировала Молли.
— Хорошо. Проблему поняла, — кивнула я, понимая, что мне предстоит тот еще разговор с типографией утром после Рождества.
Положив трубку, я прокрутила в голове завтрашний план действий и, посмотрев на елку, вновь переключила свою телесную оболочку в режим "Рождество".
Джулия уехала домой, Эмили отмечала праздник в семье Перри, а мне предстояло встречать Рождество с Эльзой и Максом.
Поздравив папу и подруг, я посмотрела на имя "Эльза Хоуп" в списке исходящих звонков, и сердце сдавило грустной эмоцией. "И зачем я согласилась? Только праздник испорчу", — вздохнула я, не зная как поступить.
А все началось с того, что я решила позвонить Эльзе накануне и предложить помощь
"Эльза, доброе утро. Если хотите, я помогу с праздничным ужином", — набрала я.
"Не беспокойся и отдыхай. С ужином проблем не будет. Макс планирует за тобой заехать. Адрес знает", — пришел быстрый ответ, как бы говоривший, что мне будут рады, но на сердце было неспокойно.
Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, я решила приготовить десерт к праздничному столу — как любила говорить мама, "некрасиво приходить в гости с пустыми руками".
"Может быть, мамин яблочный пирог с корицей поможет мне наладить отношения с Эльзой", — и я, как бы в поисках одобрения, посмотрела на Тигра, который безучастно наблюдал за мной из кресла в моей комнате.
После ухода мамы я больше никогда не пекла этот пирог — слишком больно мне было вспоминать наши совместные часы на кухне, когда мама, без единого пятнышка на фартуке, ваяла очередной шедевр, в то время как я вся была извозюкана в муке и тесте.
Но сейчас, доставая посуду, я внезапно осознала, что уже прошла тот период жизни, когда воспоминания сочились лишь горечью потери. Я аккуратно, как когда-то мама, взбивала яйца, добавляла муку и сахар и ловила себя на мысли, что сейчас мои эмоции,
претерпев боль утраты, стали грустно-приятными. Когда от воспоминаний о родном человеке, которого уже никогда не вернешь, на губах все равно возникала улыбка от той теплой энергетики, которую твоя память навсегда запечатлела в тайниках сознания.
Я раскатывала тесто, аккуратно выкладывала его в форму и грустно улыбалась.
От очередной волны воспоминаний меня отвлек сотовый, лежавший на столе. Бросив взгляд на экран, я увидела имя "Макс", и чувство ненужности на чужом торжестве накатило новой волной.
Наскоро вытерев руки, я одним пальцем нажала на вызов и включила громкую связь.
— Привет, Лили, — голос Макса звучал тихо, но, как мне показалось, бодро.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да в порядке я, — отмахнулся он и тут же спросил: — Как настроение?
— Рождественское, — отчиталась я, стараясь, чтобы мой голос звучал празднично.
— Не слышу энтузиазма, — усмехнулся он.
— Настроение Рождественское! — повторила я, но, вероятно, переиграла с интонацией, потому что последовал серьезный вопрос:
— Ты в порядке?
— Приглашение остается в силе или планы поменялись? — и я бросила взгляд на кухонный стол.
— У тебя потрясающая способность отвечать вопросом на вопрос, — усмехнулся Макс.
— Это плохо?
— Ну вот. Опять, — тихо засмеялся он.
— И все же. Если мое присутствие будет лишним, я совсем не обижусь и…
— Я приеду, — проинформировал он и быстро положил трубку, вероятно, чтобы я не продолжала спор.
"Жаль, что я не могу объяснить Максу всего", — наморщила я нос и, посмотрев на раскатанное тесто и гору яблок, продолжила мамин ритуал.