Девочки мадам Клео
Шрифт:
– У нее хватило силы, чтобы вернуться буквально с того света, Эдмон. А небольшая пластическая операция... – Она умолкла, поняв, что слишком оптимистична.
– А у тебя уже есть для нее новые документы?
– Да-да, – поспешно ответила Дексия. – На имя Клео О'Куан, девушки того же возраста, которая умерла от тифа. Документы, спасибо нашим друзьям, безупречны. Теперь не хватает только ее фотографии.
Доктор прислонился к лестнице.
– Должен предупредить тебя, Дексия, что я решительно против увеличения груди. У нас нет необходимой ткани.
– И это сделает ее неузнаваемой?
– Абсолютно. – Он уверенно улыбнулся. – Не поручусь, что она станет такой прекрасной, какой могла бы быть твоя кровная родственница, но я не волшебник.
Дексия опустила глаза.
– Благодарю тебя, Эдмон, – тихо сказала она.
Доктор взял ее руку, повернул и нежно поцеловал в ладонь. Этот жест, такой простой и одновременно теплый, шевельнул в ней прежние чувства.
– Не пойму, зачем ты так рискуешь, милая... Конечно, у тебя есть свои причины, – сказал он.
Когда они направились к двери, он взял ее под руку.
– А теперь пойдем, я быстренько покажу тебе, что надо делать.
На следующий день после встречи с доктором Готье давали «Мещанина во дворянстве» Мольера. В последнем акте героиня Дексии Соланж почти все время находилась на сцене. По ходу действия она прошла к рампе, чтобы произнести заключительный монолог. Оказавшись на краю сцены, Дексия схватилась за горло, откинула голову, глаза ее закатились – и она стала медленно оседать на пол. Пышная юбка смягчила ее падение. Дексия закрыла глаза и прислушалась. Зал замер не дыша. Она слышала бегущие шаги, слышала, как Раймон, помощник режиссера, сценическим шепотом просил опустить занавес.
Дексия лежала, закрыв глаза и раскинув руки, на холодном полу сцены, пока, как они и договорились, не подоспела Нанти и не начала отдавать приказы. Дексия почувствовала, как сильные руки подняли ее и понесли за кулисы. Раймон крикнул кому-то, чтобы вызвали «скорую помощь».
Как только двое актеров уложили ее на кушетку, Нанти распорядилась, чтобы все вышли. Через несколько секунд доктор Готье, который находился в зрительном зале, стучал в запертую дверь.
Нанти уже сняла с Дексии парик и расстегивала ей платье. Доктор Готье без слов подошел к стенному шкафу и помог Бронне выбраться оттуда.
Дексия вылезла из платья, и Нанти сразу же набросила его на Бронну. Оно висело на ее худых плечах и плоской груди, как драпировка. Потом на Бронну надели парик.
Все было ей велико, но это значения не имело.
Ее уложили на носилки и укрыли одеялами, а когда выносили через служебный вход, видны были лишь блестящие завитки парика на макушке. Внизу, в поджидающей машине «скорой помощи», уже сидели переодетые Дексия и Нанти.
В эту ночь, когда доктор Готье и его жена работали при свете свечей в операционной без окон на окраине Парижа, на свет родилась Клео О'Куан.
Лицо Клео
– Нет, нет, только не так! – резко говорила Дексия. – Плечи прямо, подбородок вверх, подбери попку. Имей выдержку и сосчитай от одного до пяти. Раз, два, три, четыре, пять. Повернись – и...
– Дексия, пожалуйста, дай мне отдохнуть, – умаляла Клео, откидываясь на спинку кушетки в элегантно отделанной гостиной Дексии.
– Позволь мне отдохнуть, – поправила Дексия.
– Позволь мне отдохнуть!
– Да. У тебя хорошо получается, cherie. Еще несколько уроков – и ты будешь двигаться, как манекенщица Дома Вьонет. Только помни, что плечи надо держать прямо. Представляй, что к твоей макушке прикреплена струна, и она тянет тебя вверх... вверх. Подними подбородок, вытяни шею. От того, как ты себя подаешь, зависит, как тебя принимают.
– Я стараюсь, Дексия, – вздохнула Клео. – Я правда стараюсь.
Здесь, в комнатах на верхнем этаже отеля, она прошла огромный путь. Теперь она ничем не напоминала того разбитого, заросшего грязью, тридцатишестикилограммового ребенка, свалившегося от слабости у дверей отеля.
От прежней внешности мало что осталось. Овальное лицо стало более узким. Доктор сделал ей высокие, как у Дексии, скулы и слегка выступающую челюсть. При новой линии подбородка ее губы стали полнее, а фарфоровые коронки скрыли урон, нанесенный ее зубам за месяцы недоедания и чистки их корками хлеба.
Чудодейственные настои и мази Нанти придали волосам бледно-серебристый оттенок. Затем Нанти подстригла ее, превратив неухоженную, редеющую копну волос в гладкую шапочку в стиле «Жанна д'Арк» с прямой челкой до бровей, подчеркивающей светлые глаза.
Пока Клео выздоравливала, она целыми днями учила Нанти играть в шахматы. В свою очередь Нанти, которая до службы у Дексии была нянькой в английской семье в Нью-Дели, помогала ей правильно произносить английские слова, выученные в тюрьме. Уроки английского, даваемые индийской женщиной французской девушке, породили очень своеобразный акцент.
Часто, прерывая уроки, они начинали приводить в порядок старые спальни отеля. Клео не понимала, для чего предназначаются эти комнаты, пока однажды Нанти не вернулась домой с охапкой тяжелой ткани, которую она выменяла на одном из забытых складов на окраине города.
Клео, как обычно, лежала и читала.
– Нанти! – воскликнула она. – Какая красота. Это для чего?
Нанти бросила рулоны на стул и вздохнула с облегчением.
– Драпировки и покрывала для кроватей. Видимо, краденные со склада. Мне повезло – теперь их будет достаточно.
Клео отложила книгу.
– Драпировки и покрывала? Как изысканно.
– Так и должно быть, учитывая цену, которую этим свиньям придется платить за один час, – сказала Нанти. Ее темные глаза сузились.
– За час? Не понимаю. – Клео была сбита с толку. – Ведь люди не останавливаются в отеле на час...