Девоншир
Шрифт:
Возясь с пятновыводителем, — доктор сочинил в уме ещё несколько вариантов ответа и тут же их забраковал. Когда же он вернулся за стол, мыслей у него не осталось вообще.
«Yes or No», — подумал он. «Две буквы или три буквы».
Напряжение стало почти невыносимым — как будто в воздухе сгустилось что-то незримое, некий астральный флюид, невидимая туча, полная молний.
— Картрайт! — закричал Ватсон.
Секретарь просунулся в дверь, не решаясь войти.
— Дайте срочную телеграмму, — распорядился доктор. — Адрес
Он протянул секретарю клочок бумаги, на котором чернели две буквы.
— Что это? — секретарь недоумённо поднял брови.
— Срочно, — повторил Ватсон. — Пока я не передумал.
Дверь хлопнула, секретарь убежал.
Вещи стояли на своих местах — тусклые, мёртвые, молчащие.
«Простите меня» — мысленно сказал доктор. — «У меня не было выбора».
— Спасибо, Ватсон, — сказал доктор Мортимер, выходя из воздуха и усаживаясь в гостевое кресло.
12
Ватсон схватился за голову. Под веками поплыли чёрные своды Призрачного Мира.
— Хоть теперь-то я ничего не забуду? — с надеждой спросил он.
— Это зависит от вас, — пожал плечами Мортимер. — Вы можете убедить себя, что это был сон. Или видение, случившееся во время спиритического сеанса.
— Нет уж, — заявил Ватсон. — Для этого во мне слишком много здравого смысла. Я смотрю, вы курите?
Доктор выглядел почти так же, как и там, внизу — поношенный пиджак, очки в золотой оправе. Однако гладко выбритые щёки сильно меняли впечатление. Как и дымящаяся пахитоса из розовой бумаги, неловко зажатая между пальцев.
— Теперь курю, — вздохнул Мортимер. — Как вы, вероятно, догадываетесь, я воспользовался этой штукой в качестве транспортного средства. Извините за неожиданное вторжение, но мне удобнее было передвигаться по уже проложенному маршруту. К тому же другого случая поговорить у нас ещё долго не будет.
— В смысле — до конца этой жизни? — уточнил Ватсон.
— Ну зачем такие ужасы… Просто ближайшие год-два вы будете чрезвычайно заняты, — сказал доктор Мортимер. — Если и будем видеться, то урывками.
— Вот как? — Ватсон пододвинул гостю хрустальную пепельницу. — И каковы же ваши планы?
— Как сказать, — Мортимер затянулся слишком глубоко и закашлялся. Положил дымящуюся пахитосу на край пепельницы, потом немного подумал и резким движением затушил о дно. — Я решил покинуть дом Баскервилей. Не то чтобы я был в обиде на достопочтенного родового духа…
Ватсон вспомнил самодовольную кабанью морду и понимающе усмехнулся.
— Как получилось, — спросил он, — что столь почтенный дух, так убедительно рассуждавший об учёности, неграмотен?
— Ничего удивительного, — пожал плечами Мортимер. — Среди бесплотных духов знание грамоты — большая редкость. Зачем это нам? У нас нет бумаги, зато нет и материальных преград для общения.
Ватсон вспомнил каракули медиума и понимающе кивнул.
— Но вот ваше решение он должен был прочесть самостоятельно, — продолжил Мортимер. — Всего одно слово. А он не знал, как оно пишется.
— И тогда Алавастр подсказал ему — «три буквы или две буквы», — подхватил Ватсон.
— Вот именно. Три буквы — yes, две — no. Ошибиться невозможно, даже если не знаешь букв.
— Я не смог ей отказать, — Ватсон опустил голову. — Просто не мог написать «no».
— Ну конечно. Вы по уши влюблены в свою Гемму. Это уже давно ясно всем вокруг, кроме вас. Человеческая способность к самообману практически беспредельна… Но и ответить «yes» вы не могли. Что-то вас останавливало.
— Холмс написал письмо, — вспомнил Ватсон. — Там было про одну лишнюю букву.
— Всё-таки он добился своего, — серьёзно сказал доктор Мортимер. — Непременно посещу его дом… если только он захочет меня видеть.
— Он мог бы выразиться и яснее, — с грустью сказал Ватсон.
— Нет, вы ведь ничего не помнили. Он обращался не к голове, а к сердцу. И сделал всё правильно, — не согласился Мортимер. — Но как вам пришла в голову эта мысль?
— Не знаю. Просто не мог написать «yes». Рука не поднималась. Пришлось прибегнуть к американскому жаргону.
— Кстати, если бы почтенный сэр Баскервиль всё-таки умел читать, ваш трюк не прошёл бы. Букв он не знает, а вот языками, в том числе и очень старыми, владеет отменно. Среди прочего он знает окситанский язык, langue d'oc. Который и называется так, потому что слово «да» в нём пишется почти так же, как и в американском жаргоне. Разве что не через «кей», а через «си».
— Хорошо, что всё обошлось, — прервал его Ватсон. Филологию он недолюбливал с тех пор, как проштудировал с карандашом в руках том «Разоблачённой Изиды».
— Ну так вот. Я решил, что оставаться слугой Баскервилей — значит, в каком-то смысле, топтаться на месте. Так что я подал прошение о переводе меня в человеческое состояние. Шансов, откровенно говоря, было немного: для болотного духа это очень серьёзное повышение в иерархическом статусе. Но старина Алавастр, как ни странно, встал на мою сторону — и вот, как видите, я здесь.
— Когда это вы всё успели? — не понял Ватсон.
— Что значит — когда? Вы же знаете: время в Призрачном Мире — условная величина, не то, что у нас под солнцем… Осталось только выправить документы. Я ведь считаюсь без вести пропавшим.
— И чем вы намерены заниматься дальше? — Ватсону стало любопытно. — Медициной или биологией?
— Ни тем, ни другим. Хочу попробовать себя в литературных занятиях. У медиков неплохо получается марать бумагу… Ватсон, а вы не жалеете о своём решении? Теперь вам не видать покоя. И про уединение придётся забыть. Даже этот кабинет… Для начала она тут всё переставит. А вот эту статуэтку с грудью — выкинет. Скорее всего, сегодня же.