Девушка без сердца
Шрифт:
– Вам тяжело, – непонятно ответил Брент, но меня пропустил. Хорошо, что не стал вырывать чемоданчик, этого бы я уже не простила.
– За десять лет не надорвалась, – я дернула плечом. – С чего вы взяли, что я сейчас рухну под его тяжестью?
Теперь пришли в движение плечи Брента, и я понятия не имела, что он этим хотел сказать.
– Вы скажете мне в конце концов адрес?
– Если вы не возражаете, поедем на моей машине, – предложила я. Насколько странный был ректор, но Брент поражал еще больше. Поведение Томаса я могла объяснить чем угодно, от стресса до препаратов, но я сомневалась, что что-то по дороге сюда принял и Брент.
– Вы водите машину? – скривился он. – Уму непостижимо.
– А то, что у меня медицинский диплом, вы постигнуть можете? Или то, что я по этому диплому имею квалификацию патологоанатома?
Я направлялась к лифту. Брент шел нога в ногу, и шаг у него был широкий и четкий.
– Что было у вас в голове, когда вы это себе выбирали? – И Брент опять собирался распахнуть передо мной дверь, но передумал, и слава Создателям. В моем звании таких формальностей не положено. – Вы ведь женщина.
– А это-то здесь при чем? – удивилась я. – Единственные ограничения – оценки в аттестате, тесты профориентации и медицинская комиссия.
Брент ничего не ответил. Лифт приехал, мы зашли, двери закрылись, мы поехали вверх. Слишком мало времени, чтобы рассмотреть этого человека во всех подробностях. Но лучшая характеристика ему – хам и зануда.
– Вы водите машину, вы трупорез и вы не замужем, – заключил Брент, выходя из лифта. – При этом вы чрезмерно женственны. Я все думаю, что с вами не так?
– Что значит «женственны»? – отбила я подачу. – Вы уже второй раз бросаетесь этим словом. Надеюсь, дать ему определение вы в состоянии?
Брент опять промолчал. Откуда ему было знать, что моя соседка по кампусу Карен очень любила слова без четких значений. И была переполнена эмоциями и восторгом. И, чтобы ее понять, мне приходилось вытягивать из нее события и факты, а не поток экспрессии, хоть то касалось распоряжений коменданта кампуса, хоть студенческих вечеринок.
Моя машина среагировала на чип, блеснула фарами и завела двигатель. Я покосилась на Брента – ему это все не понравилось.
– Надеюсь, вы не будете возражать, если я поведу, – сказал он.
– Да я вам просто не разрешу, – усмехнулась я. – Страховка распространяется исключительно на меня, а вы к тому же давно отвыкли ездить в цивилизованном городе. Так что вы сейчас сядете, пристегнетесь, заткнетесь и если и будете что говорить, то исключительно свои соображения по делу. И не забывайте добавлять «капитан», когда ко мне обращаетесь.
Дверь мне открывать Брент не стал, и это меня немного утешило. Где-то, в глубине души, ему очень хотелось передо мной выслужиться, раз он вел себя так, будто я была как минимум вице-комиссаром.
Машина мягко зарулила на пандус, и мы понеслись на лифте вниз. Брент молчал, чему я была очень рада, потому что дела он не собирался касаться, а слушать его непонятное ворчание у меня не было никакого желания.
Но я ошибалась. Как только я выехала на улицу и влилась в поток, Брент отмер:
– Он уже давал показания?
– Не поверите, признался в убийстве.
– Я так и думал, – самодовольно произнес Брент. – У его жены есть любовник. А у него самого есть любовница.
– Откуда такие странные выводы? – полюбопытствовала я. Начать с того, что я и в измену Таллии не очень поверила. Как правильно сказал комиссар, мардаанские страсти. И она – образованный человек, и ректор – ученый.
– Если у женщины есть голова на плечах, у нее всегда будет любовник, – отрезал Брент.
– А у мужчины что должно быть?
– Осознание того, что он единственный. Иначе он уходит к другой.
Я многозначительно покивала и перестроилась в соседний ряд.
– Зачем жене ректора нужен любовник, если у нее и так уже имеется муж? – спросила я. – Ну, вы же с ректором Томасом общались. Правда, давно и по другому вопросу. Так вот… Выглядит он весьма респектабельно, у них прекрасный дом, есть деньги, положение в обществе. Вы, конечно, не женщина, но я на месте Таллии не стала бы наживать себе лишних проблем.
Не то чтобы я не догадывалась, зачем люди изменяют друг другу. Но мне очень хотелось узнать, что думает по этому поводу Брент.
– Любовник от слова «любовь», – сказал он. – Нет любви от мужа – появляется любовник. Все просто.
– А вот «Кто это есть» утверждает, что брак у ректора был счастливый, – возразила я. Куда-то разговор повернул не туда. – Конечно, там что только не понапишут, но если верить самому Томасу, то он очень обиделся, узнав, что у жены имеется интрижка на стороне. Настолько, что тут же ее убил. Да-да, вы хотите сказать, что вы правы, но – понимаете ли, сейчас к ректору гораздо больше вопросов, чем было при его задержании, тем более если учесть, что жена ему заявила, что бросать его не намерена. Зачем вообще сообщать мужу, что у тебя есть любовник, если не собираешься разводиться? Где логика?
– Вызвать ревность, – быстро ответил Брент. – Возможно, она считала, что Томас мало уделял ей внимания, и если узнает, что у нее кто-то есть, изменит свое поведение. Есть что-то еще, что вы знаете, но не считаете нужным мне говорить?
– Как у вас все просто, – засмеялась я. – Как есть средневековые романы с такими же нравами.
– А люди не изменились, – тотчас уведомил меня Брент. – И жили, и живут чувствами. Но если вы не понимаете элементарных вещей, то я не вижу смысла в том, что вы вообще занимаетесь этим делом.
– Я лучший в своем деле специалист, глава лаборатории и капитан полиции – о последнем вы постоянно забываете. Если же вас так беспокоит смысл, задайте вопрос ее величеству. Мне тоже не очень понятно, чем она руководствовалась, когда вызывала сюда вас.
И мне показалось, что Брент на эти слова оскорбился. Потому что он не проронил ни слова до тех пор, пока я не подъехала к дому, где было совершено убийство. Улица Пайерс была облеплена журналистами, и я могла поставить жалованье за весь год, что они отлавливали соседей, гостей соседей и вообще всех, кто был готов откровенничать, и извлекали из них материал для вечернего выпуска.