Девушка из кошмаров
Шрифт:
— И что с моей ситуацией?
— В основном, только о Чародее. О том факте, что он был пожирателем плоти, что мог поглощать силу и сущность даже после смерти; я имею в виду, что плотоядность сама по себе является редкостью. То, чем стал Чародей после смерти, съев твоего отца и связав себя с атаме, питаясь через него, делает его почти что долбаным единорогом.
— Томас, — резко обрывает его Морфран. — Может, заткнешься? — он качает головой и бормочет себе под нос "единорог". — То, что сделал тот призрак — это взял древнее ремесло и перекрутил его в нечто неестественное.
— Я
— Что сказала тебе твоя подруга? — спрашиваю я. — Мари Ла Поинт. Ты узнавал у нее об Анне?
— Нет, — отвечает он. — Я спрашивал ее о Чародее. Узнавал, была ли разорвана связь между ним и атаме, если такое возможно.
Затылок покалывает, хотя мы и проходили это раньше.
— И что она сказала?
— Она сказала, что могла быть. Она сказала, что была. Она сказала, что может быть.
— Может быть? — громко сказала Кармел, ее вилка упала на тарелку. — Что, черт возьми, это значит?
Морфран пожимает плечами и скармливает Стелле кусочек болоньи со своей вилки, когда та кладет лапу ему на колено.
— Больше она ничего не сказала? — спрашиваю.
— Сказала, — отвечает он. — Она сказала то, что я вам уже месяцами говорю. Прекратите совать нос туда, куда не должны. Прежде чем вы наживете себе врага, который откусит его.
— Она мне угрожала?
— Это была не угроза. Это был совет. В мире есть такие секреты, дети, что люди, чтобы сохранить их в тайне, убивают.
— Какие люди?
Он отворачивается, полощет свою пустую тарелку в раковине и загружает ее в посудомоечную машину.
— Неправильный вопрос. Ты должен был спросить, какие секреты. Какая сила.
Мы делаем разочарованные лица, сидя за столом, а Томас имитирует крик и движение, которыми, как я полагаю, он глупо встряхивает Морфрана. Всегда загадочный. Всегда с секретами. Это сводит нас с ума.
— С атаме что-то происходит, — говорю я, надеясь, что если я буду достаточно прямолинеен, то мы начнем делать выводы. — Я не знаю, что это. Я вижу Анну и слышу ее. Может быть, потому, что я высматриваю ее, а атаме разыскивает. Может, потому, что она ищет меня. Или из-за того, что мы оба делаем это.
— А может, и больше этого, — говорит Морфран, поворачиваясь. Он вытирает руки кухонным полотенцем и при этом смотрит на меня так, что мне кажется, будто я всего лишь скелет или пылинка. — Эта вещь в твоем кармане больше не отвечает Чародею. Но кому теперь?
— Мне, — отвечаю. — Он был сделан для того, чтобы отвечать мне. Моей цели.
— Возможно, — отвечает он. — Или твоя цель создана для ответа ему? Чем больше я говорю с тобой, тем больше ветра у меня в голове. Здесь происходит больше одной вещи; я чувствую это, как грозу. И ты должен также, — он кивает подбородком на внука, — и ты тоже, Томас. Я воспитывал тебя не для того, чтобы ты был мячом.
Рядом со мной Томас резко выпрямляется и бросает на меня быстрый взгляд, будто я страница, за чтением которой он был пойман.
— Не могли бы вы быть менее жуткими в такую рань? — спрашивает Кармел. — Мне все это не нравится. В смысле, что нам делать?
— Расплавить этот нож и закопать, — говорит он,
— Что ж, это было депрессивно, — произносит Кармел по пути в школу. — Что Гидеон сказал сегодня утром?
— Он не ответил. Я оставил сообщение, — отвечаю я.
Кармел продолжает говорить за рулем что-то о том, как ей не нравится, что Морфран сказал и что-то о нервной дрожи, но я слушал ее одним ухом. Другим — Томаса, который, думаю, все еще пытается энергично ворчать о том, что Морфран хочет избавиться от атаме. По притупленному и нетерпеливому взгляду на его лице не думаю, что у него хорошо получается.
— Давайте просто проживем этот день, — говорит Кармел. — Еще один день, приближающий к концу года, мы разберемся с этим позже. Возможно, мы нападем на разных призраков на этих выходных, — она качает головой. — Или, возможно, мы должны сделать перерыв на некоторое время. Пока нам, в конце концов, не ответит Гидеон. Черт. Я собиралась сделать инвентаризацию украшений для зала перед заседанием Выпускного Комитета.
— Ты даже не выпускница в этом году.
— Это не значит, что я не в комитете, — обижается она. — Так вот. Это то, чем мы собираемся заняться? Отдыхать и ждать Гидеона?
— Или пока Анна снова не постучится, — говорит Томас, и Кармел награждает его взглядом.
— Да, — говорю я. — Предполагаю, именно это мы и должны делать.
Как я сюда попал? Это не было сознательным выбором. По крайней мере, так не чувствовалось. Когда Кармел и Томас подкинули меня до дома после школы, у меня в планах было съесть две порции маминых спагетти с фрикадельками и прозябать перед телевизором. Так что же я делаю в маминой машине уже четвертый час, не зная, сколько миль шоссе позади, и смотря на бездействующие трубы, выступающие на фоне темнеющего неба?
Это что-то из моей памяти, что-то, о чем мне рассказал Дейзи Бристол через месяц после того, как дом Анны взорвался вместе с ней внутри. Я слушал вполуха. Я был не в состоянии охотиться, не в состоянии ничего сделать, но ходил вокруг с дырой в сердце, изумляясь. Постоянно изумляясь. Единственной причиной, по которой я ответил на звонок, был Дейзи, мой верный жучок из Нового Орлеана, и тот факт, что именно он был тем, кто в первую очередь привел меня к Анне.
— Это место в Дулуте, штат Миннесота. Завод называется "Голландский металлургический завод". И внутри, и снаружи находят останки бомжей в течение последнего десятилетия или около того, — говорит Дейзи. — Их находят кучами, но, думаю, это потому, что редко ищут. Сначала кто-то сообщает о выбитом окне или кучка пьяных ребят устраивает вечеринку на участке прежде, чем кто-либо делает обход. Завод закрыли где-то в шестидесятых.