Девушка по вызову
Шрифт:
– Ужин?
– Поедемте, у нас еще есть полчаса…
Спустя четверть часа в квартире не осталось никого, кроме Эммы, Сергея, официанта Олега, убирающего со стола, и самого хозяина.
– Ты что-нибудь поняла? – Сергей с Эммой стояли посреди гостиной и боялись посмотреть в сторону кабинета. – Зачем ему было заказывать ужин в «Праге»?
– Сережа, мне неприятно об этом говорить, но, по-моему, у твоего друга большие проблемы с психикой… Ему надо лечиться…
– Может, заглянем и посмотрим, что он делает в кабинете? – Орлов выглядел растерянным.
– Давай постучим, чтобы не раздражать лишний раз…
Они подошли к двери и вдруг услышали грохот. Эмма рванула на себя дверь, ворвалась в кабинет и увидела распростертого на полу Ядова. Он лежал с закрытыми глазами, кожа на его лице была пепельного оттенка.
– Господи, неужели он умер?
Рядом с телом Ядова валялась раскрытая черная коробочка. Она была пуста.
Глава 10
Мюнхен. Август 1999 г.
В Германию Берту привез ее старший брат. Ей тогда было тринадцать лет. Русская немка, она почти пять лет прожила в Риге, и только после трагической гибели родителей приехавший из Германии старший брат Александр увез ее в Мюнхен, где он держал небольшую прачечную. Акцент появился у нее, когда она жила еще в Риге.
– Значит, ты, кроме русского и немецкого, знаешь еще и латышский?
Эмма сидела в кресле на лужайке и смотрела, как Берта с двухгодовалым Сережей играют в мяч. День был солнечный, сухой, теплый, со стороны цветника, расположенного ближе к аллее, ведущей к центральным воротам парка, доносился аромат роз и лилий.
Дом, в котором жила Эмма, был обращен одной своей стеной к оживленной Парсдорфштрассе, а другой к небольшому частному парку, принадлежавшему, как и дом, двум хозяевам – Владимиру Прозорову и Питеру Мюллеру. Трехэтажный особняк был выдержан в строгой симметрии и рассчитан на две семьи. Два каменных крыльца, ведущих в дом, две беседки, две аллеи, ведущие к единственным чугунным воротам. Прозоров и Мюллер являлись компаньонами в совместной русско-германской судостроительной фирме и были совершенно разными людьми. Солидный и немногословный Владимир Прозоров, медлительный и основательный во всем вплоть до мелочей, резко контрастировал шустрому, внешне похожему на мальчишку, но тем не менее умному и сообразительному, все схватывающему на лету Питеру Мюллеру. Прозоров, купив в Мюнхене дом, уже через месяц привез сюда жену и сына, Питер же и не думал жениться и без зазрения совести водил в свое крыло девиц. Берта, Сережина гувернантка, которая была тайно влюблена в Питера, просто умирала от ревности, глядя из окна прозоровской половины дома, как вечерами к соседнему крыльцу то и дело подъезжают машины, из которых стайками выпархивают молоденькие девушки в вечерних платьях и со смехом скрываются за прозрачными дверями недосягаемого для Берты рая…
Эмма, давно заметившая влюбленность Берты, жалела ее, но при всем своем жизненном опыте старалась не настраивать ее против Питера, хотя и понимала, что чувство Берты скорее всего так и останется без взаимности: уж слишком легкомысленным казался ей Питер, слишком эгоистичным и безответственным, когда речь шла о женщинах… Каково же было ее удивление, когда Питер, однажды забежав к Прозорову поздно вечером и увидев Берту, даже изменился в лице, настолько ему понравилась молоденькая гувернантка. Он вернулся домой и, уже оттуда позвонив Прозоровым, попросил к телефону… Берту! Бедная девушка от счастья даже стала заикаться. Питер пригласил ее позавтракать вместе с ним в рыбном кафе. Так начался их роман.
Берта, услышав вопрос, повернулась, и в это время мяч, подброшенный Сережей, медленно подкатился к ногам Эммы.
– Латышский? Да, конечно, знаю… И думаю, что мне его теперь не забыть… Фрау Эмма, а вы когда-нибудь любили кого-нибудь, кроме Прозорова?
В их доме почему-то было не принято называть Прозорова Володей или же Владимиром Александровичем. И Берта постепенно привыкла, подражая Эмме, обращаться к нему по фамилии. Она так и говорила ему: «Вам сварить яйцо, господин Прозоров?», «Фрау Эмма просила вам передать, господин Прозоров, что она уехала в город за покупками и вернется только к вечеру…»
Берта давно мечтала РАЗГОВОРИТЬ свою хозяйку. Ей хотелось понять, почему эта молодая женщина, обладающая незаурядной красотой и умом, уже в двадцать лет оказалась замужем за скучным и старым Прозоровым, которому было под сорок, и даже успела родить ему сына. Берте было девятнадцать, так что с Эмой они были почти ровесницами, но Берта понимала, что их разделяет не эта мизерная разница в возрасте, а нечто большее. В Эмме чувствовалась какая-то скрытая тайна. Эмма часто бывала настолько задумчива, что не слышала и не видела ничего вокруг себя… Она могла часами просиживать почти без движения в кресле, наблюдая кружащихся над цветами пчел… Казалось, что Эмма прожила не одну, а несколько жизней и поэтому в этом мире ее не интересует ничто, кроме Сережи. К своему мужу, Прозорову, Эмма относилась с видимым уважением, но не более. Любой, взглянув на эту пару, сказал бы, что Эмма не любит своего мужа.
– А почему тебя это интересует? – удивилась Эмма вопросу. – Хотя понятно… тебе просто хочется узнать, как это происходило у других. Ведь ты влюблена и кажешься себе немного сумасшедшей, не так ли? И тебе хочется узнать, было ли что-нибудь подобное в моей жизни… Было, конечно. У меня был мужчина, которого я очень любила…
– Но ведь это не Прозоров? – Берта, затаив дыхание, смотрела на разморенную солнцем красивую до невозможности Эмму и хотела тоже иметь такие же, как и у нее, длинные рыжие волосы, такое безупречное тело, стройные ноги… Эмма сидела в коротких белых шортах и красной майке. Рядом на столике среди разбросанных книг и журналов лежала большая широкополая соломенная шляпа.
– Я не могу тебе этого сказать. Понимаешь, это… больная тема…
– Вы расстались с тем мужчиной?
– Я даже не знаю, как объяснить… – Эмма вдруг встала, схватила шляпу, надела ее на голову, резко повернулась к Берте и всплеснула руками: – Берта, все, что ты сейчас видишь вокруг – этот дом, парк и даже эта шляпа, – все это МИРАЖ… Я вообще не понимаю иногда, как я оказалась здесь… Ох, извини… – Эмма поняла, что и так сказала слишком много, и закрыла лицо руками. – Берта, давай забудем об этом разговоре… Хотя… хотя когда-нибудь, быть может, я сама расскажу тебе о своей любви… В сущности, это история всей моей жизни, потому что до встречи с этим человеком я не жила… А твой Питер… Я не думаю, что у тебя с ним все наладится… Он будет твоим бойфрендом несколько лет, а потом, когда ты состаришься, бросит тебя и женится на молоденькой девственнице, которая родит ему детей… Но ты можешь не слушать меня…
Эмма запнулась, потому что увидела приближающегося к ним по аллее человека. Это был посыльный. В руках он держал большой сверток.
– Это снова цветы? – спросила Эмма по-немецки.
– Нет, это игрушка.
Эмма расписалась, дала посыльному на чай, взяла коробку и поставила ее прямо на землю. К ним уже бежал толстенький и неуклюжий Сережа. Его вьющиеся пепельные волосы закрывали темные, с длинными ресницами глаза. Маленький ротик напоминал большую сочную вишню.
Он остановился перед коробкой и стал смотреть, как Эмма развязывает красную широкую ленту и открывает коробку. В ней лежала большая черная машина с дистанционным управлением.