Девушка с девятью париками
Шрифт:
– Саарти?
– Это моя кошка.
– Побудь еще немного.
– Нет, – я смотрю на него. – Я не могу и не хочу, но спасибо тебе за этот вечер, – я целую его на прощанье, встаю и иду к двери. Я чувствую себя превосходно. Я знаю, что Хильдус достаточно хорош, чтобы не прозябать в одиночестве. Что еще лучше – я понимаю, насколько неважно то, что в мире есть кто-то, кто хочет со мной целоваться. У меня рак. Но это все еще я.
Четверг, 19 мая
Чувствую, Лэнс Армстронг полностью меня понимает. А я понимаю его. То, через что мы оба прошли, создает удивительную связь. Каждый раз, когда я рассекаю по улицам на своем горном велике, в моей голове крутится
9
У американского велогонщика Лэнса Армстронга в 1996 году обнаружили рак с обширными метастазами. Лэнсу удалось побороть болезнь, и в 2000 году он написал книгу “Не о велосипеде” (It's Not About The Bike), в которой откровенно поделился подробностями своей борьбы с раком.
Но сегодня я возвращаюсь в больничную койку, слабая и одинокая. Пошла шестнадцатая неделя лечения и четвертая химия. Все так быстро меняется, особенно когда я знаю, что через два месяца я больше не выделю ни минуты на то, чтобы гнить здесь. Я едва осмеливаюсь подумать, что этот кошмар скоро станет воспоминанием. С конца июля я должна буду раз в неделю приходить лишь на амбулаторное лечение. Приходить и уходить в один и тот же день – какое счастье.
Солнце светит. Даже в С6. Я довольна. Помимо книжки Лэнса Армстронга я взяла с собой еще Примо Леви [10] . И конечно же, Дейзи с Блонди. Когда я раскрываю книгу, из нее выпадает открытка со стихами. Это “Итака” Кавафиса. На оборотной стороне – письмо от Йаапа, университетского приятеля.
10
Примо Леви (1919–1987) – итальянский поэт, прозаик и переводчик, во времена Второй мировой войны переживший ужасы нацистского концлагеря.
Дорогая Софи!
Это стихотворение Кавафиса “Итака”. Читай его, когда тебе будет грустно или страшно. Не знаю, развеет ли это тебя, но оно и не должно. Это стихотворение учит ценить жизнь, то, что в ней было и что есть, учит тому, что с этим делать. Когда читаешь его, думай о Древней Греции, стране Гомера и Сократа. Земле, где судьба и мудрость всегда шли рука об руку. А кроме этого, думай о происхождении твоего имени: софисты были первыми, кто не удовлетворился простым принятием своей судьбы, – они пытались понять, что с ней делать.
Это то, что должна сделать и ты. От тебя зависит, поправишься ты или нет!
С любовью,
Хорошая мысль. Но я все еще прикована к капельнице. Я наблюдаю за тем, как появляются и исчезают белые халаты: сестры, интерны, ординаторы и, конечно, на вершине этой пищевой цепочки доктор Л., мой личный знахарь. Жизнь в больнице очень напоминает дешевый фарс. Будучи пациенткой, я отчетливо вижу разницу между опытными спасателями жизней и новичками. Я подслушиваю разговоры медсестер, что помогает мне быть в курсе всех сплетен и интриг, большинство из которых я ради развлечения украшаю выдуманными подробностями.
– Как прошли выходные? Работала?
– Да. Но не здесь. Я диджеила в “Парадизо”, – сестра Эстер, когда не балует нас, крутит пластинки в местных клубах.
– О, встретила какого-нибудь симпатичного парня?
– Ну, ты помнишь Герарда? Он был здесь с семиномой, – это значит опухоль в его яйцах. – Он плясал прямо перед моим пультом. Очень милый.
Отлично. Я говорю ей, что на следующей неделе буду трясти перед ней своей блондинистой шевелюрой.
Отстойно, когда разговор обрывается. Я помню это по визитам к тете, которая слишком много лет провела по больницам. К ней ходила tout la famille [11] , поддерживая жалкое общение безо всякого эффекта присутствия. Неловко и стыдно. И только тот, кто лежит в койке, испытывает наименьший дискомфорт.
11
Вся семья (фр.).
А сейчас это я. Мне жаль посетителей, которые проводят свои свободные часы у моей постели, урвав их от заслуженного обеденного перерыва на солнышке. “Как там, на улице, хорошо?”, а в дождливую погоду – “Льет как из ведра, да?” – говорю я своим наиболее приветливым, сладким голосом.
Именно поэтому, вместо того чтобы звать к себе всех и каждого, чтобы помогли мне убить время, я прошу лишь избранных навещать меня. Когда вокруг все на нервах, это вызывает только головную боль. Я лучше побуду в одиночестве и позволю себе помечтать, как Лэнс, который лежал в такой же койке и думал о том же самом. Но его жутко рвало. Я же провожу время более продуктивно: пишу, играю в судоку и, если мне везет, принимаю в своей палате доктора, чье имя начинается на К. Лэнс снова сел на свой велосипед и выиграл “Тур де Франс”; я дохожу до конца коридора и заставляю себя преодолеть несколько ступенек. Все это взаимосвязано.
Мне не нужны товарищи по несчастью. Никаких “лысиков” или выходных, полных рефлексий и медитаций в ашраме за пределами страны и в компании лысых голов и париков. Лучше уж книга Лэнса под подушкой. Хотя я и облазила множество сайтов. Сайтов о раке, и по большей части о молодых людях, больных раком. Болеть раком может быть довольно одиноко. Мы все стараемся заниматься тем, что до недавнего времени казалось важным и значительным. А теперь я здесь, откладываю в сторону все свои второстепенные проблемы и переживания и пытаюсь выжить. Одна маленькая пузырящаяся трубочка.
Пятница, 20 мая
«А вот и она. Чего желаешь на этот раз? Помучить доктора Л. очередными вопросами? И кого это ты привела с собой, нового парня?”—улыбающаяся сестра Эстер поднимается из-за стола.
Я оборачиваюсь и вижу прямо позади меня седого и морщинистого пациента С6, которому, судя по всему, жить осталось не так уж долго. Обхохочешься, Эстер. Как-то я спросила доктора Л., поможет ли мне, если, невзирая на все туманные прогнозы, я буду выглядеть не такой несчастной, как большинство пациентов С6. Он сказал, что поможет.
Проходить через химию странно. Это меня изнуряет, но то же самое происходит и с раком. А еще знание о том, что химия убивает опухоли, подпитывает меня энергией. В свои лучшие дни, когда я в парике, соответствующем моему настроению, никто из прохожих и не заметит ничего необычного. Помимо ужасной усталости после недельной химии и того, что я лысая, выгляжу я вполне здоровой. В плохие дни болезнь проступает на моем лице, но тогда я прячусь в кровати.
Мне здесь так все знакомо, что я уже с радостью провожу время с медсестрами, которые знают, как меня рассмешить. Я думала, что просто быстро заскочу, чтобы приглушить скуку четвертой больничной недели. Но мгновенно забываю обо всем, когда Эстер начинает рассказывать о своей последней выходке – грандиозном падении вместе с камерой и всем остальным в фонтан в Альгамбре в Гранаде.