Девушка с серебряной кровью

Корсакова Татьяна Викторовна

– Так ведь уже закончилась, мон шер! – Август попробовал было ее обнять, но она мягко отстранилась.

– После метели да еще в полнолуние на озеро лучше не соваться, так батя нам с Митяем говорил. Нас не пускал и сам не ходил. Нечего там делать, на озере.

– Тебе, мон шер, может, и нечего, а у нас с Федей дела найдутся. И что еще за дикие суеверия?! Зимой на озере лед, что страшного там может приключиться?

– Всякое, – сказала Анфиса уклончиво. – Со льдом иногда еще хуже, особенно после метели. – Она перекрестилась, а потом шепотом добавила: – Андрон Федоров, старатель из злотниковской артели, третьего

дня из дому ушел и до сих пор не вернулся.

– Так пьяный небось где-нибудь лежит твой Андрон. Или с девицей какой амурничает.

– Злотниковские не пьют, – мотнула головой Анфиса. – У них с этим строго. За пьянство из артели гонят взашей.

– Значит, амурничает. – Август ущипнул Анфису пониже спины. Она ойкнула, сердито перекинула через плечо толстую косу.

– Не слушаете вы меня, Август Адамович, а я правду говорю. Обождите еще три дня, а там уж езжайте, коль невтерпеж.

– За три дня этакого безделья я и сам, чего доброго, запью, – усмехнулся Август, – как тот артельщик злотниковский.

– Злотниковские не пьют, – упрямо повторила Анфиса. – Сергей Злотников такого не допускает.

– Так уж и не допускает? – спросил Август. – Что же, даже ни чарочки в рот не берут?

– По чарочке могут, и даже по три, но пьяными никогда не напиваются.

– А что так? – Федору стало интересно, что это за артель такая удивительная. В Чернокаменск золотодобытчики наведывались частенько. Были это ребята лихие и хлопотные, но любимые трактирщиками и лавочниками за свою хмельную щедрость. Щедрость обычно заканчивалась вместе с похмельем и золотом. И те, кто еще вчера мнил себя богачами, кутил и жил на широкую душу, снова уходили в лес на промысел. Перед этим они успевали сломать несколько стульев и несколько носов, разбить парочку девичьих сердец и наделать долгов. Вот такой веселой и увлекательной была жизнь золотодобытчиков, но оказалось, что исключения случаются даже среди них.

– Мой батя говорил, пьяный артельщик – болтливый артельщик, а болтливый артельщик – нищий артельщик. Он сам еще с Демидом Васильевичем, Сергея Злотникова отцом, золото мыл. Дружили они. – В голосе Анфисы послышалась непонятная гордость, словно ее папенька был дружен не с предводителем золотодобытчиков, а с самим Кутасовым. – Золото многих уже сгубило, из-за него столько людей полегло. – Она вздохнула, но было видно, что истории про золото ей нравятся как слушать, так и пересказывать.

– Очень занимательно, мон шер! – Август тоже любил истории. Он сел за стол, подпер кулаком щеку, приготовился слушать. – Продолжай, только для начала угости-ка нас с Федором своими мясными пирогами. Уж больно они у тебя вкусные выходят.

Если что-то и могло смягчить Анфисино сердце, так это признание ее кулинарных талантов. Она зарделась от удовольствия, на щеках ее снова появились ямочки. На стол она накрывала ловко и споро, успевая одновременно говорить и управляться с ухватом.

– Это темная история и давняя. – На Августа она глянула кокетливо, словно дожидаясь поощрения.

– Ну же, мон шер, не томи! – Август страдальчески поморщился и тут же впился зубами в румяный бок пирога. – Что еще за история? Почему я до сих пор ее не знаю?

– Потому что вспоминать ее не любят. Да и не знает никто толком, что там приключилось на самом деле. – Анфиса придвинула тарелку с пирогами Федору. –

А вот я знаю, – сказала с гордостью. – Мне батя рассказывал. Злотниковы всегда были удачливы, что отец, что сын. Демид Васильевич золото находил даже там, где другие и искать бы не стали. Чутье у него было, а чутье в этом деле самое главное. Вот и прибивались к нему людишки в надежде, что и им от чужой удачи что-нибудь да достанется. И доставалось! Вот только из года в год все меньше. Старики говорили, уходит золото, прячется.

– Разве так бывает? – удивился Август.

– Бывает, Август Адамович, и для золотодобытчиков такие годы – беда, даже для самых удачливых, таких, как Демид Злотников. Люди из его артели начали разбегаться. Кто на земле осел, хозяйством обзавелся, кто на завод устроился, кому не повезло, тот на рудник. Осталось их немного: Злотников, батя мой да еще два человека. И в тот же год прибился к ним мариец. Имя его батя называл, вот только я забыла. Ловкий был человек и везучий, даже везучее самого Злотникова. Золото его будто самого искало, так батя говорил. И Злотникова он очень уважал, вроде как тот его однажды спас, но врать не стану, не знаю, как на самом деле было. Знаю только, что, когда у других старателей в кармане дыра, у Злотникова – всегда золотишко. Сдавал он в то время много, но кое-что, видно, и для себя придерживал, на черный день. Когда с марийцем к нему удача вернулась, старатели, те, что от него ушли, назад запросились. Да только он их не взял, сказал, что без нахлебников обойдется. Даже батю моего, друга своего верного, прогнал, оставил при себе только марийца.

– Откуда взялся мариец? – спросил Федор. Не из праздного любопытства спросил, забрезжило в памяти что-то такое смутное.

– Никто не знает. – Анфиса пожала полными плечами. – Пришел, и все. Ветром принесло, – она презрительно фыркнула, – прямо на Стражевой Камень, к Софье, Акима Чернова дочке, под подол.

Вот что ему не давало покоя, вот о каком марийце речь. Об отце Айви.

– Он красивый был, – сказала Анфиса, бросив быстрый взгляд на Августа, тот слушал с большим вниманием, но жевать не забывал. – Городские девки по нем с ума сходили, а он выбрал себе эту… ведьму.

– Почему ведьму? – спросил Август.

– А они там, на острове, все такие, – сказала Анфиса с неожиданной злобой. – И мать ее, и дочка. Мать так и вовсе за ворожбу удавили.

В этот момент Федору и самому захотелось удавить Анфису. Не ожидал он, что за аппетитными формами и милыми ямочками скрывается столько злобы и обычной бабьей зависти. Август, кажется, тоже не ожидал, он даже жевать перестал, посмотрел на Анфису сквозь внимательный прищур, но она ничего не заметила, начав говорить, уже не могла остановиться.

– Вот вы все на остров наведываетесь, Август Адамович, а того не знаете, с кем связались. – В голосе кухарки послышалось густо замешанная на ревности обида.

– А ты мне расскажи, – попросил Август. Вкрадчивость его голоса могла насторожить любого более или менее благоразумного человека, но Анфису не насторожила.

– Все они там змеевы дочки, – сказала она с непоколебимой уверенностью, но сразу стало ясно, что пересказывает она чужие мысли. – Воду в озере мутят, мужиков чужих приваживают. – Анфиса снова посмотрела на Августа. – Вот только не трогают их сейчас, боятся Чернова.