Девушка в башне
Шрифт:
стоила ему жизни. Ты – проклятие своей семьи, Василиса Петровна».
«Нет, – шепнула Вася тому голосе. – Это не так».
Но было сложно помнить, что было правдой, в душной комнате, в давящем сарафане,
когда перед глазами было холодное лицо сестры.
«Ради нее, – подумала Вася, – я должна это исправить».
Но она не видела, как.
* * *
Гости Ольги разошлись, как только угасло волнение. Когда они ушли, княгиня
Серпухова тяжко прошла по лестнице
– Говори, – сказала Ольга, как только за ней закрылась дверь. – Извиняйся. Говори,
что не знала, что так произойдет.
Вася встала, когда вошла сестра, но молчала.
– Я, – продолжила Ольга, – тебя предупреждала, тебя и дурака–брата. Понимаешь,
что ты наделала, Вася? За ложь великому князю – куда ты приплела брата – тебя отошлют
в монастырь, если повезет, а то и судят как ведьму, и я не смогу помешать. Если Дмитрий
Иванович решит, что замешана и я, он заставит Владимира прогнать меня. Они и меня
отправят в монастырь, Вася. Они заберут моих детей.
На последнем слове ее голос оборвался.
Глаза Васи, огромные от ужаса, смотрели на лицо Ольги.
– Но… почему им отсылать тебя в монастырь, Оля? – прошептала она.
Ольга ответила так, чтобы наказать глупую сестру:
– Если Дмитрий Иванович сильно разозлится и решит, что и я в сговоре, он так
сделает. Но я не уйду от своих детей. Я отрекусь от тебя раньше, Вася, клянусь.
– Ольга, – Вася склонила блестящую голову. – Ты будешь права. Мне жаль. Мне так
жаль.
Храбрая и жалобная, и вдруг ее сестре снова было восемь, и Ольга смотрела на нее с
жалостью, пока отец бил ее за очередную глупость.
– Мне тоже жаль, – сказала Ольга, не соврав.
– Делай, что нужно, – сказала Вася. Ее голос был хриплым, как у ворона. – Я
виновата перед тобой.
* * *
Вне дома князя Серпухова в тот день шел обмен сплетнями. Бунт и такие новости –
что лучше для сплетен? Ничего такого интересного не случалось много лет.
«Тот юный господин, Василий Петрович, вовсе не господин, а девушка!».
«Нет».
«Правда. Девица».
«Все видели голой».
«Ведьма, это точно».
«Она даже святого Александра Пересвета подчинила свей воле. Она проводила
безумные оргии в тайне во дворце Дмитрия Ивановича. Она получила и князя, и монаха,
вертела ими. Мы живем во время грешников».
«Князь Касьян это остановил. Он раскрыл ее злой умысел. Касьян – хороший князь.
Он не грешник».
Сплетни ходили весь долгий день. Они даже дошли до златовласого священника, что
скрывался в келье от чудищ своей памяти. Он оторвался от молитв и побледнел.
–
Касьян Лютович разглядывал желтую вышивку на своем поясе, поджав губы, он не
смотрел, когда ответил:
– Да? – сказал он. – Тогда я видел призрака: юного призрака, которого показал
народу.
– Не стоило, – сказал священник.
Касьян улыбнулся и поднял голову.
– Почему? Потому что вы не видели?
Константин сжался. Касьян рассмеялся.
– Не думайте, что я не знаю, откуда ваша мания ведьм, – сказал он и прислонился к
двери, спокойный и величавый. – Вы много времени провели с внучкой ведьмы, смотрели
год за годом, как она растет, смотрели на ее зеленые глаза, на дикость, что не будет вам
принадлежать, или вашему богу.
– Я – слуга Господа, я не…
– О, молчите, – Касьян выпрямился. Он прошел к священнику мягкими шагами,
Константин сжался и чуть не врезался в иконы, озаренные светом свечей. – Я вас вижу, –
сказал князь. – Я знаю, какому богу вы служите. У него один глаз, да?
Константин облизнул губы, глядя на лицо Касьяна, и молчал.
– Так лучше, – сказал Касьян. – Теперь слушайтесь меня. Хотите отомстить? Как
сильно вы любите ведьму?
– Я…
– Ненавидите ее? – рассмеялся Касьян. – В вашем случае это одно и то же. Вы
получите месть, если будете слушать меня.
Глаза Константина слезились. Он посмотрел на иконы, а потом шепнул, не глядя на
Касьяна:
– Что я должен делать?
– Слушаться меня, – сказал Касьян. – И помнить, кто твой хозяин.
Касьян склонился и зашептал на ухо Константина.
Священник отдернулся.
– Дитя? Но…
Касьян заговорил размеренно и тихо, и Константин со временем медленно кивнул.
* * *
Вася не слышала сплетен и заговоров. Она была заперта в комнате, сидела у узкого
окна. Солнце скрылось за стенами, и Вася думала, как сбежать и все исправить.
Она старалась не думать о дне, каким он был бы, останься ее пол тайной. Но мысли
пробирались: о ее забытой победе, о жжении вина в ней, о смехе, поддержке и гордости
князя, о восхищении.
И Соловей… о нем позаботились после гонки? Он страдал от рук конюхов после
того, как уступил? Может, жеребец боролся. Может, они убили его. А если нет? Где он
теперь? Связан, скован, заперт в конюшне великого князя?
И Касьян… Он был добр с ней, он с улыбкой унизил ее перед всей Москвой. Вопрос
вернулся с новой силой: «Какая ему выгода от этого». А потом: «Кто помог Челубею