Девушка в поезде
Шрифт:
Он презрительно вытягивает губы.
– Господи, в каком же ты была состоянии! Опустившаяся, провонявшая спиртным! И все норовила меня поцеловать, помнишь?
Он изображает, как его рвет от отвращения, а потом начинает смеяться. Анна тоже смеется, но я не могу понять, то ли ей действительно смешно, то ли она старается ему угодить.
– Мне было нужно заставить тебя понять, что я не хочу, чтобы ты приближалась ко мне или к моей семье. Поэтому я отвел тебя в подземный переход, чтобы ты не устраивала сцен у всех на виду. И велел тебе держаться от нас подальше. Ты плакала и скулила, и я дал тебе затрещину, чтобы заставить замолчать, но ты разошлась еще сильнее.
Он говорит
– Я ужасно разозлился, я хотел только, чтобы вы – ты и Меган – исчезли из моей жизни и оставили нас в покое. У меня есть семья. Я доволен своей жизнью.
Он бросает взгляд на Анну, которая усаживает Эви на высокий детский стульчик. На ее лице никаких эмоций.
– Я смог наладить свою жизнь и сделать ее счастливой, несмотря на тебя, несмотря на Меган, несмотря ни на что.
А потом появилась Меган. Она шла по Бленхайм-роуд. Я не мог допустить, чтобы она пришла к нам домой. Я не мог допустить, чтобы она разговаривала с Анной, разве не так? Я сказал ей, что мы куда-нибудь отъедем и поговорим, и это была правда – никаких других мыслей у меня не было. Поэтому мы сели в машину и поехали в Корли, в лес. Мы туда иногда заезжали, если не находили другого места. Делали это в машине.
Со своего места в кресле мне видно, как при этих словах Анну передернуло.
– Анна, ты должна мне поверить, я ничего такого не планировал. – Том смотрит на нее, а потом, сгорбившись, переводит взгляд на свои ладони. – Она стала говорить о ребенке – она не знала, чей он, мой или его. Она хотела, чтобы все вышло наружу, и если ребенок мой, то я должен… Я ей ответил, что мне нет дела до ее ребенка, что меня это не касается. – Он замолкает, качая головой, потом продолжает: – Она разозлилась, а когда Меган злилась… это не то, что Рейчел. Это не слезы и скулеж. Она кричала на меня, проклинала, молола всякую чушь, грозилась пойти прямо к Анне, говорила, что не позволит вытирать о себя ноги, что ее ребенок не будет обделен… Господи, она никак не могла остановиться! Так что… Я не знаю, я просто хотел, чтобы она замолчала. Так что я взял камень… – он опускает взгляд на свою правую руку, будто этот камень все еще в ней, – и я просто…
Он закрывает глаза и глубоко вздыхает.
– Я ударил ее всего один раз, но она… – Он надувает щеки и медленно выдыхает. – Я не хотел этого. Я просто хотел, чтобы она замолчала. Но она была вся в крови, плакала и громко кричала. Пыталась отползти от меня. У меня не оставалось выбора. И мне пришлось закончить начатое.
Солнце садится, и на кухне становится темно. Слышно только хриплое и частое дыхание Тома. С улицы не доносится никаких звуков. Я не могу вспомнить, когда в последний раз слышала шум проходившего поезда.
– Я положил ее в багажник машины, – продолжает он. – Проехал подальше в лес, в сторону от дороги. Поблизости никого не было. Мне пришлось вырыть, – его дыхание участилось еще больше, – яму голыми руками. Мне было страшно.
Он смотрит на меня, и я вижу, как расширились у него зрачки.
– Я боялся, что кто-нибудь меня увидит. И разрывать землю ногтями было больно. Это заняло много времени. Я остановился только для того, чтобы позвонить Анне и сказать, что поехал искать тебя. – Он откашливается. – Земля была мягкой, но все равно я не мог выкопать яму нужной глубины. И я боялся, что рядом кто-нибудь появится. Я думал, что у меня потом будет возможность вернуться, когда все уляжется. И перенести тело в другое место… получше. Но потом пошли дожди, и возможности у меня так и не появилось.
Он смотрит
– Я почти не сомневался, что полиция будет подозревать Скотта. Она рассказывала, как ужасно он ее ревновал, боялся, что она трахается на стороне, как он читал ее электронную почту, перезванивал с проверками. Я думал… я собирался при случае подбросить ему в дом ее телефон. Не знаю. Например, зайти по-соседски, выпить вместе пива или еще что. Не знаю. У меня не было плана. Я ничего не продумывал заранее. Это было не чем-то предумышленным, а просто ужасным несчастным случаем. Но затем он снова меняется. Его поведение похоже на облака, плывущие по небу: то темные, то светлые. Он встает и медленно идет на кухню, где Анна теперь уже сидит за столом и кормит Эви. Он целует ее в макушку, а затем вытаскивает дочь из стульчика.
– Том… – начинает протестовать Анна.
– Все в порядке. – Он улыбается жене. – Я просто хочу ее подержать. Правда, малышка? – Он идет к холодильнику с дочерью на руках и достает пиво. Потом переводит взгляд на меня: – Составишь компанию?
Я качаю головой:
– Думаю, что воздержусь. – Я его не слушаю. Мои мысли заняты другим: я прикидываю, смогу ли добраться до входной двери, прежде чем он меня догонит. Если дверь закрыта на задвижку, то шанс у меня есть. Если заперта на ключ, то дела мои плохи.
Я бросаюсь вперед и бегу. Добираюсь до прихожей и уже тянусь к дверной ручке, но тут в затылок мне врезается бутылка, в глазах все меркнет, и я от боли падаю на колени. Он хватает меня за волосы и, притащив в гостиную, отпускает. Он стоит прямо надо мной, широко расставив ноги. Дочь по-прежнему у него на руках, а Анна уже возле него и тянет ее к себе.
– Отдай ее мне, Том, пожалуйста. Ты сделаешь ей больно. Пожалуйста, отдай.
Он передает хнычущую Эви Анне.
Я слышу, как Том говорит, но мне кажется, что это очень далеко, как будто я нахожусь под водой. Я разбираю слова, но мне почему-то кажется, что они не имеют никакого отношения ни ко мне, ни к тому, что со мной происходит. Как будто я наблюдаю за всем со стороны.
– Ступай наверх, Анна, – говорит он. – Ступай в спальню и запри дверь. Ты никому не должна звонить, это понятно? Я не шучу, Анна. Не смей никому звонить. Тут у нас Эви. Нам же не нужны никакие эксцессы?!
Анна не смотрит на меня. Она прижимает ребенка к груди, перешагивает через меня и поспешно удаляется.
Том наклоняется, просовывает руку под ремень моих джинсов и перетаскивает за него на кухню. Я брыкаюсь, сопротивляюсь и пытаюсь за что-нибудь уцепиться, но все бесполезно. Я почти ничего не вижу – глаза заливают слезы, и все расплывается. Пока меня тащат, голова бьется о пол, и каждый удар сопровождается взрывом боли, меня мутит. Потом острая боль вдруг пронзает висок, и больше я ничего не чувствую.
Воскресенье, 18 августа 2013 года
Вечер
Она лежит на кухне на полу. Она вся в крови, но не думаю, что рана была серьезной. Он не закончил начатое. Не знаю, чего он ждет. Наверное, ему непросто пойти на это, ведь он ее когда-то любил.
Я была наверху, укладывала Эви и размышляла: разве не этого мне хотелось? Чтобы Рейчел исчезла навсегда и никогда больше не появлялась в нашей жизни? Я так мечтала об этом. Понятно, что я думала не о том, что происходит сейчас, но я хотела, чтобы ее больше не было. Я мечтала о жизни без Рейчел, и теперь моя мечта может осуществиться. И останемся только мы втроем – я, Том и Эви, – как и должно быть.