Девушка за границей
Шрифт:
Это никогда не было бы проблемой, если бы Джек просто был девушкой, какой он должен был быть.
4
TРАЗНИЦА Во ВРЕМЕНИ ВСЕ ЕЩЕ ВЫИГРЫВАЕТ ВОЙНУ С МОИМИ внутренними часами. Соедините это с тревогой по поводу моего первого дня в Пембридже, и я встаю и одеваюсь еще до того, как остальные в доме нажимают кнопки повтора. Я пользуюсь преимуществом перед стартом, чтобы прогуляться по окрестностям, спуститься по улице и завернуть за угол в кафе, где беру булочку и кофе. Там я понимаю, что все еще немного
Я беру с собой завтрак, чтобы уйти. До кампуса в Паддингтоне две мили пешком. Здесь достаточно станций метро, чтобы совершить поездку, но я хочу получить представление о месте. Сориентироваться и еще много чего. Я присоединяюсь к пешеходной бригаде, идущей по обсаженным деревьями тротуарам мимо рядовых домов и отелей, многоквартирных домов многовековой давности и современных стеклянных офисных зданий. Я бреду по северной части огороженного железом Кенсингтонского сада среди туристов, бегунов трусцой и мам с колясками.
Небо чистое, а температура умеренная, когда я добираюсь до кампуса. Это не традиционный автономный комплекс типичных американских колледжей, а скорее серия зданий, вписанных в городскую среду, представляющая собой мешанину архитектуры в стиле барокко и блестящей стали. Большинство моих занятий проходят в новом колледже Колберн, где проводятся курсы общего образования. Однако моя работа по конкретной программе и мое первое занятие этим утром проходят в старом Альберт-холле, четырехэтажном здании во французском стиле с богато украшенной резьбой над тяжелыми бронзовыми дверями. Действительно, дух захватывает, когда ныряешь под портик. Не такое часто бывает в Нэшвилле.
Я рано пришел на занятия по исследовательской работе и композиции. По сути, это важное введение в академическое письмо, необходимое для всех специальностей по истории. Мне приходится умерить свой пыл, поскольку я застолбил свое место в конце четвертого ряда. Достаточно близко, чтобы участвовать в обсуждении, но не настолько, чтобы в первый же день заявить о себе, что я стараюсь изо всех сил. По мере того, как класс заполняется, в конце концов, еще одна девушка осматривает комнату, затем устанавливает зрительный контакт со мной, пока идет по проходу.
– Не возражаешь, если я присяду?
– спрашивает она с резким британским акцентом.
Я поджимаю ноги и убираю сумку с ее пути.
– Давай.
“Не была уверена, что у меня получится”, - говорит она, опускаясь на соседнее сиденье. “Я не обращал внимания на то, куда иду, зашел в магазин и огляделся в полном замешательстве”.
Мне знакомо это чувство. “Сначала я подумал, что это здание - отель”.
Она представляется как Амелия, выздоравливающая русская литературоведка, которая сейчас переезжает в революционную Францию. Она признается, что одержимость фотографией умершего автора в Instagram - это не способ выбрать специальность. Я говорю ей, что не уверен, что это не так.
Когда начинаются занятия, наш преподаватель - шикарная женщина средних лет в шарфе, похожая на тех, кого вы можете увидеть на балетной площадке в фойе во время антракта.
Она объясняет, что курс потребует от нас предложить тему исследования и потратить большую часть семестра на подготовку статьи по нашему предмету. У нас есть время до конца сентября, чтобы определить нашу тему и представить стратегию. Достаточно просто, хотя из-за огромной широты возможностей я уже несколько парализован нерешительностью.
– Ты уже был в библиотеке Тэлбота?
– Спрашивает Амелия, пока ассистентка идет по проходу, раздавая учебную программу.
“Нет, пока нет. Я слышал, это необычно”.
Библиотека Тэлбота остается одной из моих главных причин посещать Пембридж. С детства я обожала библиотеки. В детстве мои няни, которые оставались со мной, когда папа был в турне, водили меня в читательские лагеря и на книжные ярмарки в местной публичной библиотеке. Позже я отправлялся на экскурсии только ради того, чтобы найти что-нибудь особенно необычное или историческое, умоляя отца сделать крюк во время совместных поездок, чтобы исследовать другую библиотеку, о которой я прочитал в Интернете. Ресторан здесь, в Пембридже, хотя и является архитектурно и эстетически типичным для своей эпохи, отличается своими коллекциями произведений искусства, истории и первоисточников.
– На третьем этаже, недалеко от входа в крыло специальных коллекций, есть укромный уголок. Здесь очень светло, - говорит мне Амелия, и я мысленно отмечаю это.
Мы с ней обмениваемся номерами телефонов в конце урока, после чего я нахожу скамейку в бетонном дворике, чтобы сесть и позвонить отцу. Я знаю, что если он не будет регулярно получать новости, то ничто не помешает ему сесть в самолет и появиться у моей входной двери.
– Привет, малышка.
– Привет, папа.
– Как проходит первый день?
“Хорошо. Я только что отправил тебе фотографию здания. Вблизи оно потрясающее. Построен в 1854 году и посвящен принцу Альберту”.
“Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как я выступал в Королевском Альберт-холле? Наши ребята приехали на погрузку в тот же день, когда загружалась другая бригада, так что на погрузочной площадке образовалась большая пробка. Я сижу в автобусе, потому что у нас короткий разворот и нам нужно пройти саундчекинг до обеда, и я вижу нашего роуди Расти снаружи, выглядящего так, словно он собирается вышибить дух из какого-то водителя ”.
Моя жизнь измеряется не годами, а анекдотами моего отца. У него есть история на любой случай. Как только он начинает действовать, цепочку воспоминаний уже невозможно прервать.
“В общем, я захожу внутрь, чтобы осмотреться, и мне говорят, что я не могу выйти на сцену, потому что там Джон Майер. У него есть гитара, и он играет, снимает какие-то кадры или что-то в этом роде. Но когда Расти поднимается туда, чтобы вырвать гитару из рук Майера и сказать ему, чтобы он двигался дальше, оказывается, что это не он. Просто какой-то чувак с улицы с жиденькой клочковатой бородкой, который каким-то образом пробрался в заведение, - заканчивает папа со смехом.