Девять десятых судьбы
Шрифт:
Листок бумаги, сброшенный случайным движением, слетел со стола и, ныряя в воздухе, плавно опустился на пол. Человек со скомканной бороденкой внезапно замолчал, следя за его планирующим спуском.
Тарханов вскочил и подал листок человеку во френче, сидевшему на председательском месте.
"Наличные силы... приличные силы... отличные силы... разорвать связь..." - успел прочесть Тарханов. Председатель молча поблагодарил его, кивнув головой.
– Ваше мнение, Борис Николаевич?
– сказал он.
– Мое мнение
– Ваше мнение, поручик?
Тарханов поднялся и кратко изложил свое мнение, приводя в пример взятие Гатчины, где лейб-гвардии Измайловский полк сдался одному сотнику с десятью казаками, указывая на то, что в ближайшие два дня силы отряда по скромным ожиданиям должны увеличиться в пять или шесть раз и, принимая во внимание колеблющиеся настроения Царскосельского гарнизона, он предлагал на рассвете 28 начать наступление на Царское Село.
– Главным козырем большевистской игры, - вдруг заговорил проникновенным и истеричным голосом председатель, - является немедленный мир. В ночь на двадцать шестое они захватили самую сильную в России царскосельскую радио-станцию (он с каждым словом повышал голос) и тотчас же стали рассылать по всему фронту свои воззвания о мире, провоцируя утомленных солдат, толкая их на стихийную демобилизацию, на постыдные "замирения" по-ротно и по-взводно. Необходимо во что бы то ни стало разорвать все связи между петербургскими большевиками и фронтом; через несколько дней будет уже поздно. Никакого иного выхода, кроме предложенного вами, господа, я не вижу. Поэтому властью, врученной мне Временным Правительством, предлагаю вам, генерал, завтра на рассвете начать наступление на Царское Село.
Выходя из гостиной, Тарханов почувствовал, как кто-то легким движением коснулся его плеча.
– Ваше превосходительство, - негромко и почтительно сказал он, оборотившись, и пошел за генералом по коридору.
– Я сегодня получил сведения от Богаевского. Атаман Каледин учредил войсковое правительство на Дону. От нас и от совета союза казачьих войск он требует переброски всех войск на Дон. Этим (он остановился и посмотрел на Тарханова пристальными и безучастными глазами) и только этим нам нужно заняться в ближайшие дни. Вы зайдете ко мне сегодня ночью. Я передам вам все сведения и инструкции об этом.
– Ваше превосходительство, а как же... наступление?
– Наступление? Какое наступление? Взгляните на казаков.
Он снизу перегнул пополам свою жесткую бороду.
– Вы думаете, что мы можем с ними наступать? А я боюсь, чтобы они на нас не наступили!
В течение трех часов Шахов искал свой отряд в окрестностях Царского Села и не нашел не только никаких следов отряда, но не узнал даже, в какой стороне его нужно искать.
На станции ему сообщили, что какие-то красногвардейцы были
Он шел вдоль красных игрушечных домиков, по направлению к царскосельскому парку, и до самого дворца, в левом крыле которого помещался совет, не встретил ни одного человека. Совет был заперт; солдат, бродивший вокруг здания, держа руки в карманах штанов, подозрительно щурясь, осмотрел его с головы до ног.
– Совет уехал два дня назад, - сказал он.
– Здесь не проходил красногвардейский отряд Смольнинского района?
– А шут его знает, какого он района! Мало тут отрядов проходит!
– А в какую сторону проходили отряды?
– Ясное дело в какую сторону! К фронту.
– А фронт где?
– Фронт, фронт!
– пробормотал солдат, - а шут его знает, где фронт? Я, что ли, должен знать, где фронт?
Он без всякой причины ругнул Шахова по-матери и снова принялся мерным шагом ходить вокруг пустого здания, засунув руки в широкие солдатские штаны.
Шахов пошел было дальше, вдоль парка, но тут же повернул обратно и решил возвратиться на станцию.
– Да, чорт возьми, ни отряда, ни казаков, ни фронта. Ничего понять нельзя!
Минут пятнадцать он шел по грязной дороге (тонкий осенний лед хрустя, раскалывался в колее под его ногами), попрежнему нигде не встречая никаких признаков жизни; не только фронта, но и тыловых сооружений не было видно на версту кругом.
И вдруг навстречу ему, не то из-за вымокших берез справа, не то из-за разбитой сторожки - слева, коротко ударил винтовочный выстрел.
Шахов бросился в сторону, прилег к земле.
Сейчас же вторая и третья пуля просвистели неподалеку от него, взрывая маленькие ямки в чахлом дерне на краю дороги.
В небольшом лесу, на поляне, скрытой за низким кустарником, вокруг потухшего костра, сидели трое солдат и все трое с любопытством следили за Шаховым.
Шахов медленно поднялся и засунул правую руку за спину; за спиной на полотняном солдатском ремне болтался у него кольт.
– "Итти назад? Бежать? Нет, не бежать... Пристрелят..."
Он опустил руку и пошел прямо к лесу.
Три винтовки поднялись, ударились прикладами в плечи и уставились в одну точку.
– Это вы по мне, что ли, стреляли, товарищи?
– По тебе, сукин сын...
– обидчиво возразил один из солдат, - да на тебя, если по правде сказать, патрона жалко.
– Мы не по вас, товарищ, а по зайчикам, - вежливо объяснил другой.
– По каким зайчикам?
– По обыкновенно каким. Которых жрать можно.
Шахов рассмеялся и сел у костра.
– Смеется, стерва, - сердито сказал обидчивый солдат, - мы тут второй день сидим не жрамши, а он....... смеется.
– Вы что же тут поделываете, товарищи?
– Онамизмом занимаемся, - деловито сказал вежливый солдат.