Девять рассказов
Шрифт:
По двору института они передвигались всегда вместе. Маленький, плотный, с хитроватой улыбочкой Аля и худой, выше его на голову, напарник Валя по прозвищу "балерун"! Я никогда не видел Алю без "шведок": даже когда он "отрубался" и падал на топчан в мастерской, шведский ключ был надежно зажат в его руке! Казалось, забери у него этот ключ, и он испустит дух, как Кощей. У Вали же из кармана всегда свисали волокна льна!
– - Когда лен наматываешь, Шурик, надо поплевать на него и загладить по резьбе, тогда ни за что не потечет - учил он меня сантехническим премудростям.
– - А если водой?
– - Нет, обязательно надо поплевать!
Аля, или Альберт Викторович, как обращался к нему наш главный инженер, Иван Иванович, был родом из Рязанской
Хотя халтурили они вместе, и львиную долю работы делал Валя, добычу делил всегда Аля. А делил он ее почти так же, как Паниковский деньги Корейко. Вале, как и Балаганову, доставался мизер: мол, он и на столько не наработал! Валя только улыбался, да говорил мне - Пусть этот хитрый "мордвин" подавится!"
Аля носил домой спирт трехлитровыми банками. Если нефть называют "черным золотом", то спирт (или "шило") в советские времена можно было бы назвать "белым золотом". Летом он обменивал это золото у себя в деревне на бензин, продукты и услуги шоферов и трактористов. Не менее хитрая, чем Аля, Катька, чтобы муж не употребил до поездки это сокровище, прятала от него спирт в самые разные места. Аля рассказывал мне, что как-то, когда Катьки не было дома, он перевернул все вверх дном в квартире, искал спирт и не мог найти.
– - Знаю, что должен быть, я же недавно приносил! Все просмотрел: в шкаф с постельным бельем залез, кладовку всю перерыл. Нету! Потом смотрю, на антрисоле у Катьки заготовки стоят. В трехлитровых банках компоты разные, яблоки, виноград! А в одной банке плавает несколько ягодок только! Ну, я и допер, что -- это спирт Катька закатала!
Алино детство пришлось на довоенное, военное и послевоенное лихолетие. Когда началась война, он был еще подростком, и работал в колхозе погонщиком лошадей. Из колхоза его забрали ("забрили") в армию, и обратно в деревню он уже не вернулся. Служил под Ленинградом, поэтому и осел здесь. Сначала работал по лимиту в ЖАКТе, потом, получив постоянную прописку, где душе было угодно. А угодно его душе стало "кантоваться" в нашем институте. Зарплата небольша, но, куча академических учреждений на Стрелке, и он, "король" сантехники, нарасхват. В этом же здании в полуподвальном помещении располагалась академическая столовая, или "академичка", как прозвали ее студенты университета. Столовая-то была, были повара, рабочие кухни, разносчицы, кассиры, уборщицы, бухгалтера, администраторы, снабженцы, были даже директор с заместителем, только сантехника своего не было. И вот эта столовая была настоящим "клондайком" для Али с Валей. За работу, а в столовой всегда что-то засоряется, течет или, наоборот, не течет, администрация щедро расплачивалась с ними продуктами. Чего еще надо, чтобы считать, что жизнь прекрасна! Выпивка и закуска рядом! Правда, мясо и деликатесы хитрый Аля тащил домой, Катьке, а Валя довольствовался простой закуской, в виде котлет, салатов и прочих макарон.
С Алей я близко сошелся, когда купил подержанный "Москвич". Это была моя первая машина, да еще купленная не у знакомого, а у черт знает кого. Короче, я проездил на ней лето, а к осени она "забастовала" и отказалась заводиться. За зиму я полностью разобрал двигатель, до винтика. Купил все, что можно было купить из запчастей, и стал собирать, советуясь с местными водилами. Аля подходил ко мне и ехидно повторял:
– - Она у тебя не заведется! Она у тебя не заведется!
Так ему хотелось, наверное! Но к его удивлению весной собранный драндулет завелся! После
Для института мои герои мало что делали. Забавно было наблюдать, как помянутый выше главный инженер, Иван Иванович, одев на себя робу, копается по колено в воде в какой-нибудь траншее, а пьяные Аля и Валя, которые, в общем-то, и должны были это делать, стояли рядом и давали ему советы:
– - Иван Иваныч, правее копните! Да не туда, чуть выше возьмите!
В общем, проработав тридцать лет в институте, Аля зарвался, решив, что он незаменим, и, если его уволят, то все в одночасье рухнет, и перестал вообще что-нибудь делать: только ходил по двору со своим ключом. Но вот в институте сменился главный инженер. При очередной аварии "новый" дал Але задание -- откопать место протечки, а Аля "послал" его, заявив, мол, сам копай! Но тот копать не стал, а пошел к директору и нажаловался. Директор тоже был новый, не знал о прежних Алиных "заслугах", вспылил, и Алю уволили. Но этот хитрый "мордвин", конечно? не пропал, и я его часто встречал на Стрелке с неизменным шведским ключом в руке.
Да, давно пора представить моему благосклонному читателю Валю, или Валентина Леонтьевича, как его величал все тот же Иван Иванович. Лично я называл его не Валей и не Валентином Леонтьевичем, а просто - Валентин. Это был весьма примечательный человек: добрый, отзывчивый, бескорыстный, готовый отдать последнее, если у него это последнее попросят! Я часто в шутку говорил:
– Валентин, вот если бы все люди были, как ты, мы бы уже давно при коммунизме жили!
Он, расплывался в улыбке, но я добавлял:
– - Единственный недостаток в том, что ты - алкоголик!
Он не обижался на мои слова, только, как и все алкоголики, начинал доказывать, что он может не пить, если захочет! Но "хотеть" он не хотел! Валентин, как и Аля хлебнул лиха в детстве. Когда началась блокада, ему было шесть лет. Всю блокаду прожил в Ленинграде, естественно, пережив многое.
Почему его называли "балеруном"? Да потому, что в свое время он окончил знаменитое Вагановское училище. Распределили его по окончании в Петрозаводск, в республиканский ансамбль песни и пляски. Он не только сам танцевал, но и ставил танцы, был известен в культурных слоях Карелии. Его даже номинировали в свое время на звание "заслуженного артиста Карелии", но его обошел кто-то более пробивной. А Валентин, лишенный всякого честолюбия, за звание не боролся.
Общаясь с ним, я часто сводил разговор к танцам, и тогда он преображался, лицо светлело: он вскакивал, и показывал, как он придумал такой-то разворот и как соединил такие-то па, и все показывал тут же! Там же, в ансамбле он познакомился с будущей женой - Валентиной! Так и звали их как в известном фильме: "Валентин и Валентина"!
Нет, тогда он еще не пил, как сантехник, но большой творческий коллектив и гастроли предполагают застолья, выпивку для снятия усталости. Тем более Валентин, с его добрым, открытым характером, был душой коллектива и активным участником застолий. Естественно, он стал пить много больше, чем полагалось.
Жизнь как будто сама подталкивала его к "сантехническому" финалу. Его пригласили в Ленинград, в известный коллектив, и Валентине место обещали, но нелепые советские законы поломали все планы. Хоть Валентин и родился в Ленинграде и блокаду здесь пережил, но семейного человека не могли прописать даже у родителей. Пришлось Валентину пойти в ЖЭК сантехником, получить служебное жилье, а по вечерам вести хореографический кружок в районном ДК. Но на двух стульях, как говорится, не усидишь, тем более человек он был веселый, общительный, а работа тяжелая, грязная. Устанешь, коллеги пристанут, дескать, "ты меня уважаешь?", "давай, Леонтич, по чуть-чуть, расслабимся..." Короче, пришлось преподавательскую деятельность свернуть, а "сантехническую" развернуть! И, как говорилось в советских фельетонах, покатился Валентин под откос.