Девятнадцать минут
Шрифт:
– Здесь говорится, что, когда детектив Чисхолм зачитывал вам ваши права, между вами произошел какой-то конфликт.
Лайнус поднял глаза. Это был еще совсем мальчишка (всего девятнадцать лет), прыщавый и со сросшимися бровями.
– Он считает, что я тупой, как кусок дерьма.
– Детектив так вам и сказал?
– Он спросил, умею ли я читать.
Все полицейские это спрашивали, чтобы убедиться в том, что задержанный ознакомился со своими правами.
– И вы ответили: «Чё за фигня? Я чё, похож на идиота?»
– А что я должен был ответить? – пожал плечами Лайнус.
Алекс
Запищал пейджер. Выключая звук, Алекс взглянула на номер.
– Лайнус, я думаю, вы должны признать вину. Тогда можно будет рассчитывать на снисходительный приговор.
Передав подзащитного охраннику, Алекс зашла в офис, чтобы оттуда позвонить.
– Слава богу, – сказала она, когда ей ответили, – если бы не вы, я бы выпрыгнула со второго этажа тюрьмы.
– Вообще-то, там на окнах решетки, – засмеялся Уит Хобарт. – Я всегда подозревал, что их устанавливают не для того, чтобы преступников удерживать, а для того, чтобы государственные защитники не разбегались, когда увидят, насколько плохи дела.
Когда Алекс начала работать государственным защитником, Уит был ее начальником, но девять месяцев назад он ушел на пенсию. Этот человек, по праву пользующийся огромным уважением в адвокатских кругах, стал для Алекс кем-то вроде идеального отца, которого у нее никогда не было. Настоящий отец только ругал ее, а этот хвалил. Ей бы хотелось, чтобы сейчас Уит оказался рядом, а не в каком-нибудь гольф-клубе на побережье. Они бы пошли вместе на ланч, он рассказал бы ей пару историй, помогающих смириться с тем, что у каждого государственного защитника бывают такие клиенты, как Лайнус. А потом слинял бы, оставив молодой коллеге неоплаченный счет и запас свежих сил для продолжения борьбы.
– Чем занимаетесь? – спросила Алекс. – Пьете утренний чай?
– Да нет, чертов садовник разбудил меня своей воздуходувкой. Что нового на работе?
– Совершенно ничего. Но вас сильно не хватает. Особенно вашей энергии.
– Энергии? Надеюсь, Ал, вы не увлеклись гаданием на кристаллах?
– Нет, – усмехнулась Алекс.
– Хорошо. Потому что я, собственно, вот зачем позвонил: у меня есть для вас работа.
– Ох, работы у меня уже столько, что на двоих хватит.
– Три окружных суда в нашем регионе вывесили вакансию в «Судебных новостях». Алекс, вы должны предложить свою кандидатуру.
– Чтобы я стала судьей? – Алекс засмеялась. – Уит, что вы курите в последнее время?
– У вас получится. Вы умеете принимать взвешенные решения, не идете на поводу у своих чувств, темперамент у вас ровный. Вы будете хорошо понимать обе стороны, потому что имеете опыт работы государственным защитником. Кстати, в этом качестве вы всегда отлично выступали в суде. – Немного помолчав, Уит добавил: – К тому же не так часто в Нью-Гэмпшире судью назначает губернатор-женщина от демократической партии.
– Спасибо за доверие, – сказала Алекс, – но я не гожусь для такой работы.
Она знала это, потому что судьей, причем в главном суде первой инстанции, был ее отец. Алекс помнила, как в детстве крутилась на его вращающемся стуле, считала скрепки, чертила ногтем на безукоризненно чистом зеленом сукне стола, снимала телефонную трубку и говорила сквозь гудки. А потом являлся отец и ругал ее за то, что она положила не на место какой-нибудь карандаш или папку, а что еще хуже – доставила беспокойство ему самому.
На поясе снова завибрировал пейджер.
– Извините, – сказала Алекс. – Мне пора в суд. Может, на следующей неделе нам удастся встретиться за ланчем.
– Между прочим, у судей нормированный рабочий день. В котором часу Джози возвращается из школы?
– Уит…
– Подумайте о моем предложении, – сказал он и повесил трубку.
– Питер, – вздохнула мама. – Как ты умудрился снова ее потерять?
Обойдя отца, наливавшего себе кофе, она порылась в недрах кладовки и извлекла оттуда коричневый бумажный пакет. Питер терпеть не мог эти пакеты: бананы в них не помещались, а бутерброды крошились. Но выбора не было.
– А что он потерял? – спросил отец.
– Ланч-бокс. Уже третий за месяц.
Положив на дно пакета фрукт и сок, а сверху сэндвич, мама посмотрела на Питера: вместо того чтобы есть, он ковырял вилкой салфетку, царапал на ней буквы.
– Будешь возиться – опоздаешь на автобус.
– Тебе уже пора стать ответственным, – прибавил отец.
Питеру слова отца часто казались дымом, который сначала заполняет собой комнату, но, не успеешь оглянуться, тут же рассеивается.
– Ради бога, Льюис, ему же всего пять лет! – возразила мама.
– Что-то не припомню, чтобы Джоуи в его возрасте по три раза за месяц терял ланч-бокс.
Иногда Питер наблюдал, как отец с Джоуи играют в футбол на заднем дворе. Их ноги мелькали, словно в каком-то бешеном танце. Но когда Питер пытался присоединиться к их игре, чувство недовольства собой сковывало все его движения, не позволяло сосредоточиться. В прошлый раз он забил в собственные ворота.
– Я не Джоуи, – произнес он, посмотрев на родителей через плечо.
Они ничего не сказали, но он услышал их ответ: «Мы знаем».
– Адвокат Кормье?
Алекс подняла глаза и увидела своего бывшего клиента: он улыбался во весь рот. Через секунду она вспомнила его. Тедди Макдугал или Макдоналд – как-то так. Судили его за домашнее насилие без отягчающих. Они с женой оба напились и подрались. Алекс добилась оправдательного приговора.
– Я кой-чё вам привез, – заявил Тедди.
– Надеюсь, вы ничего для меня не купили, – сказала Алекс без всякого кокетства.
Этот человек, приехавший с севера, жил так бедно, что пол в его доме был земляной, а холодильник заполнен тем, что он добыл на охоте. Алекс не любила охоту, но прекрасно понимала, что для некоторых ее подзащитных это не спорт, а способ пропитания. Если бы Тедди осудили, он лишился бы права на ношение оружия. Для него это стало бы катастрофой.