Девятнадцать минут
Шрифт:
– Что ты об этом думаешь? – спросила Лейси, и Алекс пошутила:
– Думаю, что обезболивающее должно быть канадским.
Она сказала Лейси, что не планирует прибегать к помощи обезболивания, что она хочет, чтобы роды прошли естественно, что это не может быть так уж невыносимо больно.
Но было больно.
Она вспоминала занятия для будущих мам, на которые Лейси заставляла ее ходить, те, на которых Лейси выполняла роль ее партнера, поскольку все остальные приходили либо с мужем, либо с парнем, которые им помогали. Им показывали картинки с изображениями
– На этих картинках самые плохие варианты сценария, – говорила она себе. – У разных людей разный уровень переносимости боли.
Следующая схватка коброй обвила ее позвоночник, спустилась в живот и вонзила ядовитые зубы. Алекс больно ударила колени, упав на пол на кухне.
На занятиях им говорили, что схватки могут занять около двенадцати часов, а то и дольше.
К этому времени она, если не умрет, то застрелится.
Когда Лейси только начинала работать акушером, она много месяцев ходила с сантиметровой лентой. Теперь же, проработав годы, она могла на глаз определить, что диаметр чашки с кофе – девять сантиметров, а диаметр апельсина рядом с телефоном на сестринском посту – восемь. Она вытащила пальцы из промежности Алекс и стянула резиновую перчатку.
– Раскрытие два сантиметра, – сказала она, и Алекс расплакалась.
– Только два? Я больше не могу, – тяжело проговорила Алекс, изгибая позвоночник в попытке уменьшить боль. Она попробовала спрятать страдание за маской уверенности, которую обычно носила, но поняла, что в спешке где-то ее забыла.
– Я понимаю, что ты разочарована, – сказала Лейси. – Но вот что я тебе скажу – ты хорошо справляешься. А мы знаем, что, если человек справляется при двух сантиметрах, все будет хорошо и при восьми. Давай будем переживать по одной схватке за раз.
Лейси знала, что схватки – это испытание для всех женщин, но особенно для тех, кто привык все делать по плану, по списку, как положено. Потому что здесь никогда не бывает так, как ожидаешь. Чтобы схватки прошли легче, нужно позволить телу контролировать ситуацию и отключить голову. Женщина раскрывается, обнаруживая то, о чем уже забыла. Для таких, как Алекс, которая привыкла контролировать свою жизнь, это может оказаться мучительно. Все получится, только если она потеряет свое хладнокровие, рискуя превратиться в ту, кем она быть не хотела.
Лейси помогла Алекс встать с кровати и повела ее в комнату с вихревой ванной. Она приглушила свет, включила инструментальную музыку и развязала пояс халата Алекс. Алекс уже перешагнула порог стыдливости. Лейси подумала, что сейчас подруга разделась бы и перед обитателями мужской тюрьмы, если бы от этого схватки прекратились.
– Заходи, – сказала Лейси, поддерживая Алекс, когда та погружалась в воду.
– Лейси, – прохрипела Алекс, – ты должна пообещать…
– Что пообещать?
– Что ты не расскажешь ей. Малышке.
Лейси потянулась, чтобы взять Алекс за руку.
– Что не расскажу?
Алекс закрыла глаза и прижалась щекой к бортику ванны.
– Что сначала я ее не хотела.
Прежде чем что-либо сказать, Лейси увидела, как Алекс напряглась.
– Продыши эту схватку, – сказала она. – Выдыхай боль из своего тела, выдыхай ее через ладони, представь, что она красного цвета. Становись на четвереньки, позволь себе высыпаться, как песок в песочных часах. Иди на пляж, Алекс. Ляг на песок и посмотри, какое теплое солнышко.
Обманывай себя, пока это не станет правдой.
Когда человеку очень больно, он замыкается в себе. Лейси видела это тысячу раз. Происходит выброс эндорфинов – естественный наркотик, вырабатываемый телом, – и тебя уносит куда-то, где боль тебя уже не найдет. Однажды пациентка, которая была в состоянии наркотического опьянения, настолько ушла в себя, что Лейси начала переживать, что не сможет привести ее в чувство, когда придет время тужиться. Она справилась, напевая женщине песню на испанском, колыбельную.
Уже три часа, как к Алекс вернулось самообладание благодаря анестезиологу, который сделал ее эпидуральную анестезию. Она немного поспала, поиграла с Лейси в карты. Но сейчас ребенок опустился и начинались потуги.
– Почему опять стало больно? – спросила она, срывающимся голосом.
– Так действует эпидуральная анестезия. Если увеличить дозу, ты не сможешь тужиться.
– Я не смогу рожать, – выпалила Алекс. – Я не готова.
– Что ж, – сказала Лейси. – Наверное, нам следует об этом поговорить.
– О чем я только думала? Логан был прав. Я совершенно не представляю себе, что я делаю. Я не мать. Я адвокат. У меня нет парня, у меня нет собаки… у меня нет даже комнатного растения, которого я не погубила. Я даже не знаю, как надевать памперсы.
– Картинки должны быть впереди, – ответила Лейси. Она взяла руку Алекс и сунула ей между ног, туда, где уже выглядывала макушка ребенка.
Алекс отдернула руку.
– Это?…
– Да.
– Уже выходит?
– Причем не спрашивая разрешения.
Началась еще одна потуга.
– О, Алекс, я вижу бровки… – Лейси помогла ребенку продвинуться по родовым путям, придерживая головку.
– Я знаю, как это больно… вот подбородок… прекрасно…
Лейси вытерла личико ребенка, отсосала слизь. Она перекинула пуповину через шею малыша и посмотрела на подругу.
– Алекс, – сказала она, – давай сделаем это вместе.
Лейси направила дрожащие руки Алекс к головке младенца.
– Держи вот так. Я прижму, чтобы вышло плечико…
Как только ребенок выскользнул в руки Алекс, Лейси остановилась. Плача от облегчения, Алекс прижала маленькое извивающееся тельце к груди. Как всегда, Лейси поразило то, что новорожденные такие доступные, такие настоящие. Она немного потерла спинку малышки и увидела, как ее мутные голубые глазки впервые сфокусировались на маме.