Девятнадцать минут
Шрифт:
– Где вы это взяли? – строго спросила она, и, похоже, только тогда Питер и Джози поняли, что что-то не так.
– Питер, – сказала Джози. – У него был ключ.
– Ключ? – закричала Алекс. – От чего?
– О сейфа, – пробормотала Лейси. – Он, наверное, видел, как Льюис доставал ружье, когда ходил на охоту в прошлые выходные.
– Моя дочь ходит к вам в гости уже кто знает сколько времени, а у вас по дому валяются ружья?
– Они не валяются, – возразила Лейси. – Они закрыты в специальном сейфе.
– Который может открыть пятилетний ребенок!
– Льюис
– Где? – спросила Алекс. – Или давай спросим у Питера?
Лейси повернулась к Питеру:
– Ты же знаешь, что ружье нельзя трогать. Зачем ты это сделал?
– Я просто хотел показать его, мама. Она попросила.
Джози подняла перепуганное лицо.
– Я не просила.
Алекс обернулась.
– Теперь твой сын перекладывает вину на Джози…
– Или твоя дочь врет, – отбилась Лейси.
Они смотрели друг на друга, две подруги, поссорившиеся по вине своих детей. Лицо Алекс горело. «Что, если бы… – Все время вертелось в ее голове. – Если бы они вошли на пять минут позже? А если бы Джози поранилась или погибла?» И где-то в глубине билась еще одна мысль – о своих ответах Исполнительному совету неделю назад.
Кто имеет право судить других?
– Никто, – ответила она.
Тем не менее, именно это она сейчас делала.
– Я за огнестрельное оружие, – сказала она им.
Была ли она лицемеркой? Или просто была хорошей матерью?
Алекс увидела, как Лейси опустилась на колени рядом со своим сыном, и этого оказалось достаточно, чтобы все изменилось. Она подумала, что эта слепая преданность Питеру только мешает Джози, тянет ее вниз. Возможно, для нее было бы лучше завести других друзей? Друзей, из-за которых ее не будут вызывать в кабинет директора и которые не вложат ей в руки оружие.
Алекс прижала Джози к себе.
– Думаю, нам пора идти.
– Да, – холодно согласилась Лейси. – Думаю, так будет лучше.
Они стояли в ряду с замороженными продуктами, когда Джози опять завела свою песню:
– Я не люблю горох, – ныла она.
– Ну и не ешь.
Алекс открыла дверь холодильника, холодный воздух расцеловал ее лицо, пока она доставала пакет замороженных зеленых овощей.
– Я хочу печенье с кремом.
– С кремом не получишь. У тебя уже есть зоологическое.
Уже неделю Джози была особенно капризной, после фиаско в доме Лейси. Алекс понимала, что не сможет запретить Джози видеться с Питером в школе, но она не собиралась потворствовать этим отношениям и разрешить Джози приглашать его поиграть после уроков.
Алекс поставила баклажку воды на тележку, затем бутылку вина. Подумав, взяла еще одну.
– Ты будешь на ужин курицу или гамбургер?
– Я хочу соевое мясо.
Алекс рассмеялась.
– Откуда ты узнала о соевом мясе?
– Лейси готовила нам на обед. Оно похоже на сосиски, но полезнее.
Алекс шагнула вперед, когда подошла ее очередь в мясном отделе.
– Дайте, пожалуйста, двести граммов куриной грудки, – попросила она.
– Почему ты все время покупаешь то, что хочешь ты,
– Поверь мне, тебя не так уж притесняют, как тебе кажется.
– Хочу яблоко, – объявила Джози.
Алекс вздохнула.
– Мы можем выйти из магазина так, чтобы я больше не слышала от тебя «Я хочу»?
Прежде чем Алекс поняла, что Джози собирается делать, ее дочь соскочила с сиденья на тележке, и у Алекс все похолодело внутри.
– Ненавижу тебя! – закричала Джози. – Ты самая плохая мама в мире!
Алекс ощутила неловкость, потому что люди стали обращать на них внимание – пожилая женщина, выбирающая дыню, продавец, держащий брокколи.
Почему дети всегда устраивают истерики на людях, когда твои действия оцениваются другими?
– Джози, – проговорила она, улыбаясь сквозь зубы, – успокойся.
– Я хочу, чтобы ты была как мама Питера! Я бы хотела жить с ними!
Алекс схватила ее за плечи, довольно крепко, и Джози расплакалась.
– Послушай меня, – сказала она тихим, но звенящим голосом, и вдруг услышала отдаленный шепот и слово «судья».
В местной газете недавно вышла статья о ее недавнем назначении в окружной суд, там было и фото. Алекс почувствовала, как пробежала искра узнавания среди людей в хлебном отделе и в бакалейном: «Это она». Но сейчас она еще и ощущала ожидание в их взглядах на нее и Джози, они ждали ее действий, рассудительных действий.
– Я понимаю, ты устала, – ослабив хватку, сказала Алекс достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие в магазине. – Я знаю, что ты хочешь домой. Но нужно вести себя. хорошо, когда находишься в общественном месте.
Джози непонимающе смотрела сквозь слезы, слушая Голос Разума, и спрашивала себя, что это существо сделало с ее настоящей мамой, которая сейчас кричала бы на нее в ответ и приказывала замолчать.
Судья, неожиданно поняла Алекс, не перестает быть судьей, даже выйдя из зала суда. Она все равно будет судьей – и в ресторане, и танцуя на вечеринке, и когда захочет придушить своего ребенка посреди продуктового магазина. Алекс надела предложенную мантию, не подозревая о подвохе: она уже никогда не сможет ее снять.
Если всю жизнь следить за тем, что подумают о тебе другие, можно ли забыть, кто ты на самом деле? А если лицо, которое ты показываешь миру, превратится в маску… под которой ничего не останется?
Алекс покатила тележку к кассам. Ее капризный ребенок уже опять превратился в раскаивающуюся маленькую девочку. Она прислушалась к затихающему иканию Джози.
– Хорошо, – сказала она, успокаивая не столько дочку, сколько себя. – Так намного лучше.
Первый день в качестве судьи Алекс провела в Кине. Никто, кроме ее помощника, официально не знал, что это ее первый день – адвокаты слышали, что она новенькая, но толком не знали, когда она начала работать. И все же она боялась. Она трижды переодевалась, несмотря на то под мантией все равно никто ничего не увидит. Ее дважды вырвало, прежде чем она отправилась в здание суда.