Девятое сердце земли
Шрифт:
– Сержант Разин!
– Да, господин лейтенант.
– Распределите пленных по небольшим группам. Всех первым делом в медпункт – помыть, перевязать. Затем накормить как следует.
Матей выплюнул соломину и непонимающе захлопал глазами:
– Зачем это?
Конмаэл сжал зубы в попытке унять раздражение. Он подошёл к сержанту вплотную и тихо сказал:
– Они устали. Офицеры перед прибытием к нам гостят в госпиталях. Эти же попали сюда сразу после захвата. Они внутри что сжатые пружины, и прежде их следует распрямить. Людей для расстрелов у нас не так много, и я не
Сержант хмуро пощипал себя за рыжий ус.
– Как прикажете, господин лейтенант. Только вот…
– Куда?! А ну, стоять!
Среди пленных возник переполох. Конмаэл не сразу понял, что происходит.
Один из них, растолкав остальных, ринулся прочь от грузовиков и устремился к дороге, но конвой тут же схватил его. Пленник упал, солдаты стали яростно бить его сапогами.
– Отставить! – рявкнул Конмаэл.
Беглец лежал, поджав под себя ноги и обхватив руками голову. Он дрожал.
– Его погнал страх. Он понял свою ошибку. Понял же?
Лейтенант не получил ответа. За спиной раздалось несколько выстрелов.
Когда Конмаэл обернулся, он увидел дымок, струящийся из солдатских винтовок, и двух пленных – они корчились на земле в разрастающихся пятнах крови. От алых лужиц шёл пар.
– Кинулись на нас, господин лейтенант, точно собаки бешеные. Что же нам оставалось делать…
В воздухе повисла растерянность. Раненые стонали, остальные пленные стояли смирно, боясь пошевелиться. Солдаты выжидающе замерли, глядя на молодого офицера.
У Конмаэла вдруг разболелась голова, и шея словно одеревенела. Он отошёл чуть в сторону и отвернулся, долгим взглядом заскользил по лесу и полям на горизонте. Всё идёт неправильно. Они должны были принять людей, осмотреть и залечить их раны и после этого отправить пленных в заточение. Без потерь. Одного он не учёл: с этой стороны решётки живёт и всегда будет жить надежда, если не на свободу, так хотя бы на смерть по собственному выбору. Конмаэл устало потёр переносицу. Ему нужно вернуть контроль над механизмом. Он вытащил из кобуры пистолет. Молча приблизился к умирающим, двумя выстрелами прекратив их страдания. Гул разнёсся вдоль крепостных стен. После подошёл к тому, что пытался убежать, отвлекая на себя внимание конвоя. Он по-прежнему лежал, наблюдая за происходящим.
Лейтенант не знал, как поступить. Руки у него дрожали, пистолет налился тяжестью десятка ему подобных. Форальберг чувствовал, что проигрывает, но не знал в чём.
– Когда вас захватывали в плен, вы могли выбрать смерть. Но не сделали этого. Когда вас везли сюда, вы могли попытаться сбежать, но не сделали этого. Почему здесь? Это не поступок, это вызов смерти. Вы хотите сами контролировать её приход? Ты хотел умереть?
– Я хотел убежать, – с вызовом ответил пленный.
Конмаэл отстранённо кивнул. Он старался не смотреть в глаза лежавшему. Механизм должен работать. Он выстрелил человеку в голову, тот откинулся на спину и сразу же умер. Несколько нетерпеливых ворон сорвалось с веток, гул снова опоясал крепость.
– Вы больше ничего не контролируете. Сержант Разин,
– Слушаюсь, лейтенант.
Дальше всё происходило в полном молчании, а для Конмаэла будто в тумане. В ушах у него шумело, он дрожал, но изо всех сил старался держать себя в руках. Он не сразу попал в кобуру, убирая оружие. Живот крутило.
Солдаты под руководством Матея разделили пленных на группы и увели их в крепость. На земле остались три тела, под которыми растеклись алые пятна. Красивый узор на снегу.
К нему подошёл Кит Мэри, осторожно, насколько позволяла его великанья поступь.
– Всё хорошо, лейтенант Конмаэл. Это всё хорошо вы сделали, господин, такая работа. Не всегда нравится. Но это ж работа, не свадьба, не обязательно должна нравиться.
Форальберг с удовольствием бы врезал сейчас этому настырному рядовому, но у него не было сил.
– Кит, поди скажи Арону, чтобы прибрал здесь. И сам ему помоги. Распорядись, в общем. Знаешь, что делать.
Тот энергично закивал. Конмаэл направился к себе в комнату, не замечая никого вокруг. Нужно написать о случившемся, составить отчёт, объяснить недостачу пленных по списку. Он всё уладил, механизм вновь будет работать как должно. Но он никак не мог избавиться от нависшего чувства поражения. Знать бы ещё, в какой игре он проиграл.
Сознание проносится мимо него. Весь мир сейчас – движение, и нет ни звука, ни голоса, он лишь знает, что мчится вперёд, а вокруг мерцает нечто непонятными цветами. Он слышит ржание. Он понимает, что едет верхом, сжимая ногами округлые бока животного. Конь везёт его, будто скользя по воздуху, плавно и ровно. Вдруг мир останавливается. Он стоит на тропе посреди леса. Бурый конь – он уверен, что это конь, – беспокойно роет землю копытом и бьёт хвостом, топчется на месте. Чего-то боится.
Это вполне обычный лес. Зелёные листья, тёмная хвоя. Безжизненно – не слышно птичьих голосов. Должно быть, он совсем близко к чаще.
Конь фыркает, волна ветра проходит по листве. Он чувствует холод и страх. Что-то есть в зарослях напротив, что-то враждебное. За ним наблюдают, его хотят захватить, и он знает, что не сможет с этим бороться – не хватит сил. Паника нарастает. Ему чудится, будто два красных глаза горят там, в переплетении десятков ветвей, где не может ничего быть. Конь под ним тревожно перебирает ногами: хозяин, в путь, чего ты ждёшь?
Он не выдерживает – страх становится таким сильным, нужно убежать от этих глаз. Он крепко бьёт животное по бокам, то срывается с места. Он чувствует, как в ушах свистит ветер. Ветви хлещут его по лицу. Быстрее, ещё быстрее! Беги от себя! Убежишь ли?
Его сердце, лёгкие и прочие внутренности будто растворяются – остаётся одна лишь оболочка. Конь подпрыгивает, перелетает через ухабы и ямы, и всякий раз, как он устремляется вниз, сознание замирает, ожидая столкновения. Горло сжимает цепь изо льда, трудно дышать.