Девятое сердце земли
Шрифт:
Воробей мгновенно вспорхнул и скрылся из виду.
Перед Конмаэлом вырос молодой Ивар.
– Вас вызывает майор Таубе.
«Ну конечно», – мелькнуло в голове. Это случалось теперь чуть ли не каждый день.
– Спасибо, Ивар, – тускло ответил Конмаэл и нехотя направился в башню Правосудия.
Георгий Таубе с присущей ему отрывистой медлительностью перебирал документы – казнь уже закончилась, рекруты разошлись. Он бросил колкий взгляд на вошедшего офицера.
– А, капитан! Проходи, садись.
Конмаэл молча подчинился. Сегодня в башне было особенно душно, пыли стало
– Плохие новости, Форальберг. – Майор взял со стола какую-то бумагу и потряс ею в воздухе. – Их войска сегодня на рассвете пробились через нашу линию фронта. Две недели прорывались, и тут на тебе.
Конмаэл молчал, выжидающе глядя на Таубе.
– Чёрт знает что! Они смели наши заграждения, будто те были из картона. Подтянули туда всю свою технику. Разведка полагает, что они попытаются захватить крепость. Это место для них – бельмо на глазу, не смогут пройти мимо.
– Какие будут указания?
– Сюда перебрасывают части с южного фронта, но не все успеют к их приходу – дороги размыты талыми водами. Я хочу собрать отряд, пройти вперёд и посмотреть, что там творится.
– Да, господин майор.
– Негоже, конечно, тревожить людей и афишировать свои манёвры. Но я лично заинтересован в этой крепости, так что присоединюсь к разведке и выясню всё о движении войск. Останешься за главного. Всё как обычно – Гора должна функционировать в штатном режиме. Солдат я уже отобрал, твоих оставлю при тебе, вместе управитесь. Займитесь рекрутами, они не закончили обучение.
Конмаэл был удивлён, но не стал этого показывать. Прорыв линии фронта был вполне ожидаем: перетягивание каната не могло длиться вечно. Секундный укол совести – он осознал, что не испытывает по этому поводу никаких чувств, ни сожаления, ни страха. Всего лишь слегка изменилась данность, значит, он будет работать в новых условиях.
– Когда вы уходите?
– Через два дня будет поставка провианта, с ним привезут оружие и патроны. Тогда и пойдём. И ещё кое-что, Форальберг. На верхнем уровне в камере заключён один из рекрутов. Займись им. Не мне тебе объяснять причины и следствия.
Конмаэл кивнул, не вдаваясь в обсуждения: уж это ему было яснее ясного.
Георгий Таубе помрачнел и казался рассеянным. Тень, окружавшая его фигуру, стала плотнее, а плечи ссутулились. Очевидно, он был не так равнодушен к прорыву фронта.
Вечером того же дня Конмаэл собрал своих подчинённых в библиотеке. Вокруг больше никого не было, тусклый свет ламп едва разгонял темноту.
Все тринадцать человек молча слушали своего командира. Конмаэл сухо передал им информацию, распределил обязанности. Майор хотел забрать с собой многих солдат, и тем, кто оставался, теперь предстояло заниматься с рекрутами ещё пятнадцать дней, до конца их обучения. В целом никаких существенных изменений не было, но солдат охватило напряжение, они заняли свои головы мыслями о вражеском наступлении. Конмаэл распорядился раздать на ужин вино.
После трапезы он вышел развеяться на крепостную стену, постоял там недолго, выдыхая пар и ощущая кожей последний зимний холод – прозрачный и резкий в подтаявшем
Похлопав по карманам, он достал пачку с сигаретами и предложил одну Конмаэлу. Тот лишь покачал головой, Матей закурил.
– Забрал у старого Арона. Дед так и шарит по карманам мертвяков, ему руки отруби – всё равно будет их обчищать. Как будто у них много ценностей.
Конмаэл не ответил, продолжая смотреть в тёмную даль.
– Ты у нас, стало быть, теперь главный? – Матей усмехнулся и слегка толкнул его в плечо.
– Через пару дней. И это временно.
– До какой же поры? Покуда бои не докатятся до нас? Слыхал я про одного ихнего генерала, говорят, его солдаты что демоны, лица в крови, глаза горят – страха не ведают. И этот генерал во главе, в первых рядах. Сметают всё на своём пути. Как знать, может, именно он наступает? И сровняет проклятый холм с землёй.
Капитан не спешил с ответом. Он живо представил себе армию нечисти, в крови и пламени, огромной волной накатывающей из темноты.
– Тебе бы этого хотелось?
Матей удивлённо глянул на Конмаэла:
– Чего? Чтобы тут всё сгинуло в болото? – Он почесал затылок, захваченный вопросом врасплох. – Да пожалуй, что нет. Чего мне? Работа непыльная, место годное. Отстоим, так всё и останется, а нет – тогда какая разница… А чего ты спросил?
Капитан отрицательно покачал головой и отвернулся.
Матей молча курил. Облако дыма, чётко очерченное в спокойном холодном воздухе, нехотя отлетало в сторону и постепенно растворялось. Очень далеко и очень редко у линии горизонта загорались вспышки, такие мимолётные, что это казалось игрой воображения. Но за ними следовали раскаты грома.
– Я не был в бою, – бросил Матей упрямо, словно вонзаясь этой фразой в ледяной уступ, с которого боялся соскользнуть. Конмаэл никогда не видел, чтобы сержант признавал смущавший его страх.
– Я тоже не был, Матей. Но разве это важно?
– Расстрел – дело подлое для бойца. Знай себе спускай крючок да пали, считай, по мертвяку. А в бою? Они же там живые, капитан. Стреляют в ответ. Как тут быть?
Конмаэла это позабавило. «Они там живые».
– Нет живых. Ни здесь, ни в бою. Все мы мертвяки. Где курок спускать – всё одно. Хоть в голову себе спускай.
Матей с сомнением нахмурил густые брови, отчего стал похож на суровое древнее божество.
– Ты чего это? Думаешь, всё одно, что им в голову, что себе? Коли так мыслишь, что же ты сам себе пулю не пустил?
– Не уверен, что после этого стало бы лучше.
С этими словами Конмаэл развернулся и ушёл, как делал это всякий раз, когда разговор ему надоедал.
Оставив позади общий зал, где повеселевшие от вина подчинённые громко смеялись, он прошёл к себе в комнату и рухнул на кровать. Он ощущал усталость, не тяжёлую, но неприятную, как повреждённая эмаль на зубах. Она теперь была с ним всегда, хоть он почти вдоволь ел и спал. Еда была пресной и давно перестала волновать его вкус. Редкие сны стали единственно доступной отдушиной, которая возвращала его в мир, полный красок и эмоций, почти забытой радости и волнения. Только там он ощущал жизнь, пусть это и не было жизнью вовсе.