Девятые врата
Шрифт:
Вдруг Гуранда остановилась, высвободила свою руку и стала оглядываться по сторонам, будто кто-то ее звал и она не могла разобрать, откуда ее окликнули. Она немного постояла на месте, потом снова подошла к парню и…
Они пошли дальше…
Гоча вышел из-за дерева, быстро догнал их и взял Гуранду за руку.
— Ты была в кино?
— Гоча? — воскликнула Гуранда. — Гоча! — Глаза у нее заблестели. — Где ты! Я столько ждала тебя! Потом стояла здесь, у входа!.. Почему ты не пришел!.. Потом меня пригласили… Познакомьтесь, это
Гоча протянул парню руку, не глядя ему в лицо, и невольно сжал ее слишком сильно, но быстро опомнился и отпустил. Гуранда продолжала:
— У него оказался лишний билет… Ты ведь все равно видел этот фильм — и я решила пойти…
— Ну и правильно, — прервал ее Гоча. Гуранда повернулась к парню.
— Большое спасибо! До свиданья, нам в эту сторону.
Парень что-то пробормотал и с головы до ног оглядел Гочу. Гоча шел и чувствовал на спине холодок, он знал, ощущал, что парень не сводит с них взгляда. Он хотел избавиться от этого холодка, отделаться от него, хотел избавиться от горького осадка недавних мыслей, оставшегося в душе…
— Ты обиделся? — донесся до него голос Гуранды.
— С чего ты взяла?
— Идешь так быстро, даже не ждешь меня.
— Вот пожалуйста, пошел медленно. Теперь ты больше не думаешь, что я обижен?
— Гоча, ты в самом деле обижен… Но знаешь, отказаться было неловко. Он мог подумать, что…
— А я собирался сегодня забрать тебя…
— Куда же?
— К себе, навсегда!
— Навсегда? — засмеялась Гуранда. — Тогда почему же ты опоздал? — Она замолчала, взяла Гочу под руку и приноровилась к его шагу. Гоча искоса взглянул на ее опущенные ресницы, на склоненное задумчивое лицо.
— Нет, Гоча, сегодня не такой день… этот день должен быть совсем другой… не знаю, какой, но совсем особенный… я сама выберу этот день. Хорошо? Я сама почувствую его и скажу тебе… И тогда ты заберешь меня!
Гоча почувствовал, как нахлынула на него теплая волна счастья.
— А я знаешь, о чем думала в кино? — заглядывая снизу ему в лицо, спросила Гуранда.
— О чем?
— Сказать?
— Скажи, что ты пугаешь меня!
— Я вот что думала: ведь может так случиться, что Гоча полюбит другую…
— Может, — сказал Гоча и, не давая ей опомниться, продолжал, — но той, кого я полюблю после тебя, будешь опять ты!
Кажется, такой ответ Гуранде очень понравился. Она замолчала и опустила голову.
Гоче казалось, что он несет Гуранду на руках и так крепко обнимает ее, что никто никогда не сможет их разлучить.
Когда они вошли в подъезд дома Гуранды и ступили на лестницу, Гоча вдруг спросил:
— Хочешь, я понесу тебя на руках?
— Что ты? Устанешь!
Он поднял ее, как перышко, прижал к груди и пошел по ступенькам.
— Ой, как здорово! — смеялась Гуранда. У самой двери Гоча поцеловал Гуранду, и его горячее усталое дыхание смешалось с ее — нежным и легким.
Спустили воду в
Ночь стояла спокойная и просторная.
Гоча оперся о перила моста на том самом месте, откуда днем смотрел на репетицию парада. Глазами он отыскал те деревья, за которыми стояла наспех сколоченная трибуна и играл военный оркестр. Он вспомнил доброе, мягкое лицо капельмейстера и вдруг пожалел, что взволновал старого человека своим внезапным появлением. И Гоча почувствовал, что завтра в час дня он не пойдет на репетицию, не потребует никаких объяснений… Сегодня его марш — военнообязанный, и музыка его призвана в армию.
Гоча глядел на набережную, выплывающую из-под арки моста. Гнались за светом собственных фар автомобили, и казалось, что диковинные светящиеся рыбы снуют по дну прозрачной реки.
1962
Девятые врата
1
Гогита уже давно скрылся из глаз, но я все не отхожу от окна, хочу представить весь путь от нашего дома до сада филармонии. Наверное, мой сын шагает уже по проспекту Плеханова, впереди — Гурген, он иногда оглядывается, чтобы поторопить Гогиту. Гогита, как ящерка, проскальзывает сквозь уличную толпу. Гогита — уже совсем взрослый, ему скоро тринадцать, и привычка у него появилась смешная — теребить ежеминутно свой отросший чуб.
«Мамочка, хоть сегодня пойдем в кино, — попросил он перед уходом. — Гурген проведет тебя бесплатно. Я тебя очень прошу…»
Гогита все замечает. Я, конечно, стараюсь не подавать виду, но он все понимает. Однажды он застал меня плачущей и ничего не спросил… Он замкнутый и скрытный — вроде меня.
Теперь они, должно быть, переходят улицу. «Осторожно!» — говорит Гурген, указывая на мчащийся им наперерез автобус, но Гогита, конечно, не слушает и перебегает на другую сторону, чуть не угодив под колеса.
Сердце у меня сжимается — а вдруг, в самом деле…
Гурген — наш сосед. Точнее — мы стали его соседями. Вот уже второй год, как мы приехали из Батуми и сняли квартиру в этом доме. Гурген — тбилисский армянин. Армянского языка он не знает и объясняется на смеси грузинского с русским. У него доброе сердце, у этого двадцатипятилетнего парня.
Наверное, они уже подходят к филармонии…
Миновали гостиницу…
Прошли мимо кондитерской…
Наконец зашли в сад.
Гогита теперь окончательно скрылся из виду, и я отхожу от окна.