Деяние XII
Шрифт:
Судорожно глотнув, он смолчал. Но следующие слова девчонки заставили его взвиться.
– И у тебя была сестра. Цовинар…
– Где она?! – вскричал он, подаваясь к девушке, но упершийся ему в грудь ствол заставил его резко замолчать.
– Твоя сестра убита, – сухо сказала она, глядя ему прямо в глаза.
Ашот осел и закрыл лицо руками.
– Кто ты? – глухо спросил он, не размыкая ладоней.
– Я отдам тебе её убийцу.
С этого момента юноша слушал так внимательно, как никогда в жизни.
Долго убеждать его было не нужно. Оказывается, полиция все-таки работала. Двое свидетелей видели, как Цовинар садилась в машину,
Но в эту ночь они ещё раз подъехали к мрачному трехэтажному особняку на окраине и проникли в него, невзирая на систему сигнализации, которую эта выносящая мозги девка нейтрализовала в считанные минуты. Они побывали в подвале, и Ашот со жгучей болью понял, как его сестра расставалась с жизнью. Краем уха выслушивал инструкции и советы – конечно, он всё сделает так, а не иначе. Конечно, он это сделает…
– Если полиция раньше до него не доберётся, – закончил он, вылезая из машины у квартала паков, где он обретался.
– Не доберётся, – жёстко ответила девица, имени которой он так и не узнал. – Всех бумаг, которые я тебе показывала, в деле уже нет. А следователя, который их собрал, перевели из Лондона…
Ашот чуть помолчал, потом мрачно кивнул головой – всё понял. Развернулся и собрался идти.
– Подожди, – резко произнесла она.
Он остановился.
– Исраэль Ори, – сказал она чётко, сверкнув бешеной зеленью глаз.
Захлопнула дверцу и рванула с места.
Ашот стоял, как в забытьи, твердя про себя: «Исраэль Ори. Исраэль Ори».
Это имя мучило его и сейчас, прохладной весенней ночью под кустами барбариса. Из, казалось бы, начисто забытого детства, громко доносились слова бабки Шушан, словно сухенькая старушка стояла сейчас перед ним и, глядя на него горящими глазами (они у нее горели всегда, пока смерть их не погасила), рассказывала жуткие истории, которые маленький Ашот не хотел слушать. Про большой горящий город, трупы на улицах, кровь и смерть. Как ищущие спасения толпились на широкой набережной, а аскеры многих убивали, а других просто не пускали обратно, и люди умирали на проклятой той набережной от голода, жажды и ран. И как весело все эти дни играл турецкий военный оркестр, заглушая стоны и выстрелы. И как маленькая измученная девочка плыла к огромному, вздымающемуся перед ней в ночи кораблю, а с него кто-то плеснул в неё кипятком. И раздалась ругань – английская ругань. «Никогда, никогда не верьте им, дети, – говорила Шушан Ашоту и уже почти взрослой Цовинар, слушавшей бабку с непонятным скучающему мальчику вниманием. – Они не считают нас людьми. И в любой момент могут причинить нам зло – как только подумают, что это пойдет им на пользу. Это знал ещё наш родоначальник Исраэль Ори. Он с молодости ненавидел их, с тех пор, как просил у них помощи для армян, а они только улыбались и ничего не сделали. Только русские нам помогли».
Странно, Ашот был уверен, что вся эта ерунда давно выветрилась из его головы, но одно имя, произнесенное шалой девчонкой, прорвало шлюзы его памяти.
Откуда-то знал он и то, что она русская, хотя для этого не имелось никаких оснований. Но Ашот знал, что это так, и что всё происходит, как и дОлжно.
На пустынной улице послышалось ворчание дорогой машины, остановившейся у ворот особняка. Юноша подобрался, как кот перед прыжком.
Откуда-то издали донеслось еле слышное пение:
…Crazy, toys in the attic, I am crazy(Surely gone fishing)They must have taken my marbles away…Раздался хлопок дверцы и приглушенная речь, явно принадлежавшая тщательно воспитанному человеку:
– Дорогая, скоро вы поймете, что никогда ещё не проводили время так весело.
– Я не сомневаюсь, Милорд.
Правильная речь отличалась странной интонацией. Ашот вздрогнул, узнав голос.
– Сначала я покажу вам мой выводок лис.
Милорд продолжал растекаться благожелательностью, одновременно отрывая калитку электронным ключом и пропуская даму вперед.
– А потом мы с вами будем пить шампанское, какого вы ещё не пили, и слушать прекрасную, прекрасную музы…
Ашот видел, что Милорд, идущий за спиной у девушки, уже вытащил наполненный шприц. Неведомая сила подняла юношу и бросила на спину убийце сестры. Он даже не понял, когда в его руке оказался раскрытый найф, вошедший под лопатку Милорда, как в кусок мягкого сыра.
– Zhazhtam galhit! [4]
Ашот знал множество английских ругательств, и не смог бы объяснить, почему в этот момент из него вырвалось одно из самых гнусных армянских выражений.
4
Грязное армянское ругательство
Девушка резко развернулась, и, придерживая края норкового манто, спокойно посмотрела в лицо Милорда, который в последний миг своей жизни понял, что произошло. Но ужас на его перекошенном лице, вдруг переставшим быть похожим на морду доброго лиса, похоже, нисколько не тронул её.
– Неплохо для начала, – заметила она.
Ашот, дурак дураком, растерянно стоял над прикорнувшим на окровавленном гравии герцогом и пэром.
– Только помпезно очень, – заключила девушка.
Ашот растерянно пялился то на неё, то на свои руки. Вдруг в нём поднялась неодолимая тошнота и он ринулся к кустам.
– Поблюй, поблюй, – одобрила она. – Сразу легче станет. Я знала, что блевать будешь, в первый раз всегда так.
Юноша мычал, пытаясь вытереть рот. Девица сунула ему пачку одноразовых платков, которую он использовал до конца.
– Это хорошо, что ты никого ещё убить не успел, – она говорила это так, словно трепалась о пустяках за чашкой чая в кафе. – Убивать надо тех, кого надо…
– А кого надо? – наконец, смог произнести парень, глядя на неё глазами побитой собаки.
– Узнаешь. Пошли. У меня на соседней улице машина.
Ашот, было, кинулся собирать обрывки платков, пытался вытереть торчащую из спины трупа рукоять. Выглядело это довольно жалко.
– Оставь всё, как есть, – отчеканила девчонка.
– А полиция?.. – растерянно спросил он.
– Полиция выйдет на тебя уже завтра, вытирай – не вытирай.
В голове Ашота что-то неприятно щёлкнуло.
– Ты меня подставить хочешь, du es unpetk puts?! – в панике взревел он.
– Du es gish, – всё так же спокойно отчеканила она.
От того, что его обозвали дураком на родном языке, Ашот озадаченно замолк.