Дэйра. Книга 1. Белая Госпожа
Шрифт:
Впервые «непросыпание» случилось с ней в десять лет. Няньки даже решили, что девочка померла. Ее трясли, брызгали водой, тормошили – ничего не помогало. Дэйра проснулась сама к трем часа дня, когда на окно башни, где находилась спальня, залетела птица, чьи крики и разбудили молодую маркизу. Маисия долго билась над загадкой, поила девушку травами, пилюлями, микстурами, даже выписала из столицы модного ныне врача – массажиста, но потом сдалась. Раз в месяц, а то и чаще, Дэйра не могла проснуться, и только крики пернатых вместе с холодной водой вырывали ее из мира снов. Если с водой все было более-менее понятно, то почему она слышала птиц, но не просыпалась от лязга металла и других грохочущих звуков, было неясно.
Одно насчет птиц Дэйра знала наверняка – они ее тревожили.
Итак, день Дэйры начался плохо. За окном светило полуденное солнце, но девушка ненавидела просыпаться днем и решила считать полдень утром хотя бы временно. Вечером предстоял пир по случаю ее дня рождения, и хотелось отсрочить неприятные моменты. Дэйра не любила пиры и торжественные трапезы, а сегодняшнее мероприятие было заранее омрачено присутствием Амрэля Лорна, одна мысль о котором вызывала тошноту. Дэйра не могла простить ему ни лань, ни потерю коня. А еще она каким-то наитием чувствовала, что его появление в Эйдерледже принесет их семье, если не беды, то крупные неприятности, о которых, возможно, уже знал отец. Скорее всего, он расскажет ей все после торжеств, не желая портить дочери настроение заранее.
Амрэль Лорн был воплощением всех столичных вабаров – чопорный, помешанный на этикете, горделивый и бездушный. Вабары из Майбрака отличались удивительной близорукостью во всем, что касалось земель и людей, находящихся за пределами столицы. Их мир блистал и сиял в Майбраке на Пяти Утесах, главном городе Сангассии, все, что находилось за его пределами, существовало для Майбрака и ради Майбрака. Провинциальные вабары, как их называли в Майбраке, столичных не любили, стараясь платить им той же монетой, но трудно не замечать и игнорировать тех, кто правит твоей страной. Дэйра искренне надеялась, что князь Лорн не останется в Эйдерледже дольше двух дней. В конце недели был запланирован большой турнир – опять же по случаю ее дня рождения, а так как турниры Дэйра любила не меньше, чем охоту, она искренне молила богов, чтобы светлый князь Амрэль не испортил праздник своим присутствием. Успокаивала мысль о том, что Лорн – человек занятой, ценит, если не время других, то хотя бы свое собственное. Вероятно, он уже обсудил с отцом дело, которое привело его в Эйдерледж, и завтра отправится в свой воняющий рыбой и водорослями Майбрак.
От мрачных мыслей отвлекла Маисия, которая забежала в комнату с армией помощниц, пощупала Дэйре лоб и заявила, что после купания в осенней речке маркизе надо лежать под одеялом, пить микстуры, не снимать теплого платка с шеи и больше спать. Дэйра спала всю ночь и половину дня, лежать дольше в кровати было невыносимо и, едва за лекаркой закрылась дверь, девушка немедленно выбралась из-под одеяла.
– Завтрак! – крикнула она гувернанткам, которые неуверенно кружили вокруг кровати, не зная, как уложить маркизу обратно.
Будь воля Дэйры, она прогнала бы всех, оставив одну Поппи, но герцогиня старую донзарку не любила и, если бы не упрямство дочери, давно выслала бы ее из замка. С возрастом Поппи покруглела, облысела и согнулась под выросшим на спине горбом, но, какой бы отталкивающей не казалась ее внешность окружающим, для Дэйры старая кормилица была нежным и чутким другом, готовым встать на ее сторону и окружить заботой всегда и везде. Вот и сейчас она прикрикнула на служанок:
– Оглохли, что ли? Девочка совсем оголодала. А в кровать она сама вернется, когда захочет. Мы тебе, дитятко, на постельке накроем, как надумаешь, тут и поесть можно, и поспать.
Дэйра рассеянно кивнула и, распахнув ставни, зажмурилась от яркого полуденного солнца, ударившего ей прямо в лицо.
Поморгав, она облокотилась о подоконник и слегка свесилась вниз, чувствуя, как улучшается настроение.
Серебряная лента Марены Пармы Маленькой, ярко блестевшая под солнцем, широкой полосой окаймляла внешнюю стену города, тесно облепившего замок герцога Зорта. За рекой светлел луг, за полем черным полукругом растянулся лес, над которым гордо возвышался силуэт Синей Горы. Тучи, обложившие небо вчера вечером, сегодня отступили к горизонту, вместе с ветром, который гудел где-то в долине, не решаясь подняться к главной замковой башне, откуда Дэйра обозревала мир Эйдерледжа.
Марена Парма Маленькая убегала в сторону, скрываясь за массивными стенами города, который был лишь немного крупнее главных сел герцогства – северного Лаверье, соседнего Кульджита, центрального Ингула и южного, приграничного Эйсиля. Жилища ремесленников-исогаров, а также зажиточных донзаров, перебравшихся в город, отличались от домов знатных вабаров кровельным материалом – у первых крыши застилали соломой, у вторых черепицей. Каменные мостовые имелись только у жилищ знати и рядом с публичными городскими зданиями, которых было немного – ратуша, Церковь Амирона, две казармы с пожарной частью, больница, городской склад, сиротский дом и общественная баня для мужчин, построенная отцом герцога. Грунтовые дороги несколько раз в год закидывались щебнем или устилались соломой, но любое покрытие быстро тонуло в грязи, взбиваемой копытами лошадей и колесами повозок. Ремесленные мастерские устраивались прямо в домах исогаров, а плоды своего труда каждый житель Эйдерледжа мог продать на воскресной ярмарке, которая устраивалась каждую неделю на площади перед воротами в замок герцога или в малый город.
Площадь так и называлась – ярмарочной, но Дэйра звала ее по-своему – висельной. Раньше из ее комнаты открывался вид на север, где зимой по ночам часто виднелось загадочное многоцветное сияние. Поппи называла его райскими вратами и считала, что это свет, излучаемый душами умерших по пути к небесам. Профессор Атсон, преподающий детям герцога естественные науки, называл небесное явление авророй и утверждал, что оно возникает в результате преломления солнечного света в воздухе. Объяснение Поппи нравилось Дэйре больше, но, когда ей исполнилось десять, девочка захотела видеть по утрам восход солнца. Желание дочери герцога было исполнено, правда, за вид на восходящее солнце пришлось платить. Кроме утреннего светила теперь Дэйра видела и ярмарочную площадь Эйдерледжа с помостом, где возвышались три каменных столба, соединенных наверху поперечными деревянными балками. Здесь вешали, обезглавливали, четвертовали – казнили всех приговоренных герцогским судом к смерти. Столбы помоста очень не нравились церковникам Амирона, так как монолиты были привезены дедом Фредерика Зорта из Вырьего Леса и, несмотря на то что с них стерли рельефные рисунки и знаки, по-прежнему напоминали языческие алтари древности. Но они нравились герцогу, поэтому столбы оставались на своем месте, хотя священники постоянно требовали заменить их на другие опоры – без прошлого.
В честь дня рождения Дэйры с перекладин сняли трупы повешенных и передали их родственникам с правом захоронения, хотя обычно преступники висели на лобном месте, пока воронье не обгладывало тела до костей. Как правило, к воскресным ярмаркам на помосте всегда болталась парочка трупов – на потеху и в назидание подданным. Герцогиня возмущалась, как дочь могла спокойно смотреть на мертвецов по утрам, и требовала, чтобы помост перенесли в другое место, но Дэйра настояла, чтобы все оставили без изменений. Правда была в том, что трупы она не замечала. Куда больше ее внимание притягивали каменные столбы, на которых болтались виселицы. Она не верила в древнее происхождение монолитов, но что-то в них ее тревожило, задевало потаенные струны души, вторгаясь непрошенным гостем в привычный порядок вещей.