Действовать по-гвардейски. Воспоминания комбрига ВДВ
Шрифт:
В ночь на 17 августа мы сменили оборонявшиеся части и уже на рассвете перешли на противостоящего нам противника в наступление.
До самого начала этого боя нами не было произведено в сторону немцев ни одного выстрела. Они тоже молчали. Уже в ходе атаки поддерживающая нас артиллерия открыла огонь по обнаружившему себя противнику. Справа границей полосы наступления полка была река Дон, слева – 124-й полк нашей дивизии. Этим полком командовал подполковник Лобанов. Наш полк был правофланговым в дивизии, а дивизия – правофланговой в 1-й гвардейской армии. За Доном, на левом его берегу, располагались заградотряды 8-й дивизии НКВД. Дивизией командовал полковник Козин, с ним поддерживалась телефонная связь.
Несмотря на то, что наступление началось
К вечеру наш полк свою боевую задачу полностью выполнил, мы стали закрепляться на достигнутом рубеже[9]. Так как наступление проходило по полю с неубранной пшеницей, а также на местности изрезанной небольшими оврагами, потери у нас были небольшими. В ходе боя удалось захватить в плен одного немца и освободить нескольких советских солдат, использовавшихся врагом на вспомогательных работах.
Только с наступлением сумерек мы смогли покормить наших бойцов горячей пищей.
На другой день наступление продолжалось. Теперь противник, спохватившись, начал оказывать более серьёзное и ожесточённое сопротивление. Однако, несмотря ни на что, мы вновь продвинулись вперёд более чем на два километра. Наш сосед слева значительно отстал.
Иногда над полем боя пролетали немецкие самолёты-разведчики. Были у противника и пикирующее бомбардировщики Ю-87, но они занимались охотой за нашими «катюшами». Как только «катюши» дадут залп, над местом их расположения поднимается большое облако пыли. Вот на эту пыль немецкие пикировщики и налетали. А между тем «катюши» в это время были уже далеко, и бомбардировка проводилась впустую. Так повторялось раз за разом с педантичной немецкой настойчивостью.
Один из залпов «катюш» в нашей полосе наступления был особенно удачным. Он пришёлся по скоплению живой силы врага. Через несколько дней вблизи от этого места даже на лошади невозможно было проехать, так силён был трупный запах. Вообще все залпы нашей реактивной артиллерии производились с большой точностью и оказывались исключительно эффективным. Продвигаясь вперёд и занимая очередной рубеж обороны немцев, мы всякий раз поражались силе и результативности огня артиллеристов. Замечу, что за время войны мы впервые здесь наблюдали действие «катюш».
Телефонная связь в бою у нас всегда действовала хорошо. В этом большая заслуга начальной связи полка старшего лейтенанта Данилова, а вот радиосвязь работала, как всегда, плохо, сказывались конструктивные недоработки радиостанций.
Так как наше наступление стало для немцев полной неожиданностью,
то они в своих ответных действиях допустили ряд неосторожностей, за которые
им пришлось поплатиться. Например, рассчитывая на то, что они так и будут всё время продвигаться вперёд, ближе к переднему краю была ими подтянута дальнобойная крупнокалиберная артиллерия. Громоздкие и тяжёлые орудия перевозились волами. Одна из таких упряжек попала под огонь наших автоматчиков. Волы были перебиты и орудие оказалось совершенно беспомощным. Пришлось немцам самим его подорвать. Впоследствии, иногда проезжая мимо, мы видели эту артиллерийскую громадину с разорванным стволом.
За два дня боёв нам уже кое-то стало известно и о противнике, и о своих войсках. В состав 1-й гвардейской армии входило пять гвардейских стрелковых дивизий – 37-я, 38-я, 39-я, 40-я и наша 41-я. Все эти дивизии были сформированы из воздушно-десантных корпусов, командующим армией назначен генерал-лейтенант Голиков. Но в армию Голиков так и не прибыл, оставшись командующим Воронежским фронтом, и вместо него стал распоряжаться генерал-майор артиллерии Москаленко.
О противнике мы многое узнали от тех пленных, которых захватили в первые два дня боёв, и наши сведения всё время пополнялись. Пленные сообщили, что перед нами обороняется 767-й пехотный полк, входивший в состав 376-й пехотной дивизии немцев. Пленные утверждали, что многие их части, в том числе и танковые, ушли из этого района под Сталинград, в котором уже идут уличные бои. О боях в городе им сообщало начальство и передавалось по радио из Берлина. Они же нам сообщили и о том, что 767-м полком командует Луитпольд Штейдле, а 376-й дивизией – генерал-лейтенант Александр фон Даниэльс. Захватываемые пленные обычно называли номер своего полка, а вместо номера дивизии говорили, что они из «фау Д». Дивизия называлась так потому, что ею командовал фон Даниэльс.
Нам также стало известно и то, что эта дивизия формировалась в Баварии, что она участвовала в боях под Москвой, понесла большие потери ещё до наступления морозов, была выведена из боя и отправлена во Францию на доукомплектование и отдых. Если до начала войны против Советского Союза «фау Д» состояла исключительно из баварцев, то теперь в её составе было много немцев из других районов Германии. Теперь она вновь имеет большой некомплект и вынуждена использовать на вспомогательных работах советских военнопленных, вплоть до ездовых артиллерийских упряжек. На советско-германский фронт дивизия прибыла вновь весной 1942 года и вошла в состав 6-й полевой армии, которой командовал генерал-полковник Паулюс. Пленные даже гордились, говоря, что их дивизия на хорошем счету у вышестоящего командования. Вот мы этих «хороших», по-гвардейски хорошо и били.
Советским военнопленным, которых гитлеровская армия использовала в своих войсках, ставили на гимнастерках белой краской особые знаки, легко отличимые даже на большом расстоянии. Знаки ставились на спине гимнастёрки и на её левом рукаве, в виде квадрата размером 10-12 сантиметров. В квадрате изображалось что-то похожее на фигуру бегущего человека. Вот с такими знаками они у немцев и работали. Мы многих из этих пленных освобождали и, минуя всю «расследовательскую» процедуру, направляли в бой. Причём они и у нас действовали в гимнастёрках с нанесёнными на них масляной краской знаками. К их поведению в бою мы никаких претензий не имели. Воевали они нормально, как и надлежало советским воинам. Тех из них, кто в бою был ранен, мы направляли в госпиталь, но уже без меток на гимнастёрке, а о тех, кто погиб в бою, сообщали на родину, как и полагалось. Все эти солдаты были хорошими людьми, не по своей вине попавшими во вражеский плен; в бою они не щадили своих жизней, защищая Отечество.
Так как по мере продвижения вперёд мы стали оперировать на широком фронте, то нам пришлось сталкиваться со всеми батальонами 767-го пехотного полка.
Бывали у нас и такие случаи. Некоторые подразделения немецкого полка, уже усиленные танками и поддерживаемые артиллерией, переходили в контратаки. Их действия поддерживала бомбардировочная авиация. Происходили горячие схватки, но в итоге противник успеха не достигал, ведь его тактику мы уже хорошо изучили. Немцы продолжали воевать также как в 1941-м году, всегда начинали бой на узком участке фронта, обычно вдоль дорог или на удобной для продвижения местности. Мы этому противопоставляли свою стойкость и своё умение. Небольшие немецкие клинья мы не только отражали, но и наносили при этом серьёзный урон атакующим.
Хоть и с трудом, но мы продвигались вперёд. В то время противник всё ещё был значительно манёвреннее нас. Был он и богаче в своём техническом оснащении, тогда как нам как раз тогда не хватало на своём участке даже артиллерии. О танковой и авиационной поддержке мы и не мечтали. Эти ограничения в боевой технике и вооружении вынуждали нас вести наступление ночью, днём же мы стремились закрепиться на захваченных позициях, отражая контратаки противника. Если в первый день боя мы наступали днём, одновременно с остальными полками дивизии, то теперь ушли вперёд и оторвались от соседа слева, после чего нам разрешили действовать самостоятельно. Отставшим ставилась задача выходить на уровень с нами.