Действовать по-гвардейски. Воспоминания комбрига ВДВ
Шрифт:
Дерзость и напористость наших бойцов в наступлении была поразительна, а в обороне они проявляли стойкость и упорство. Мы всегда были уверены в успехе и добивались его.
Вспоминаю такой случай. Командир 1-го батальона старший лейтенант Креута и его комиссар, старший политрук Гороховиков, за ночь ушли с батальоном далеко вперёд. В ходе ночного боя радиосвязь у нас с ними была нормальная. Казалось, всё идёт хорошо. Но с выводом мы поторопились. Рассвет застал батальон на неподготовленных к обороне позициях, он просто не успел закрепиться на достигнутом рубеже. Утром противник перешёл в контратаку. Связь с батальоном прекратилась. Нас это очень встревожило. Помочь попавшим в тяжёлую обстановку товарищам мы не могли, на других участках шли ожесточённые схватки и все боевые возможности полка были исчерпаны. По сути, мы только наблюдали за развитием событий и сами непосредственно готовились к бою. Однако противник на участке батальона Креуты топтался на месте. Оказалось, что боевой порядок батальона враг не смял. Его
На второй день боя, 18-го августа, мы потеряли командира 3-го батальона старшего лейтенанта Соловьёва, он неожиданно налетел на вражескую засаду и погиб. Для нас, знавших его, это была тяжёлая утрата. Мы лишились опытного и хорошего командира, чуткого и сердечного товарища, прекрасного во всех отношениях человека. Иван Иванович Соловьёв показал себя с хорошей стороны ещё при действиях на Смоленщине в тылу врага. Вместо него в должность комбата вступил лейтенант Рыжков, также боевой командир. За рейд по немецким тылам Рыжков был награждён орденом Ленина. Тогда он командовал ротой и особенно хорошо проявил себя в тяжёлом оборонительном бою в районе хутора Соловеньки. Вообще, несмотря на молодость, лейтенант Рыжков имел уже солидный военный опыт. Как показали дальнейшие действия батальона, мы в своём выборе не ошиблись. Вскоре лейтенанта утвердили в новой должности и повысили в звании.
День 19-го августа прошёл более или менее спокойно, нам было приказано задержаться на достигнутом рубеже. Последнее объяснялось главным образом тем, что действующий левее нас 124-й гвардейский стрелковый полк значительно отстал. Наш левый фланг оголился.
В ночь на 20-е августа командир 3-го батальона по приказанию штаба полка организовал разведку в направлении станицы Кременская. В разведку был послан стрелковый взвод. Получив первые сведения от разведчиков, командир батальона попросил разрешения отправить в засаду южнее станицы ещё один взвод. Мы разрешили. Место для засады и её отхода в случае необходимости было выбрано удачно. К утру взвод, высланный в разведку, возвратился, а взвод, отправленный в засаду, перед рассветом успел расположиться в удобном для него месте. Противник наших действий не обнаружил, да и погода нам благоприятствовала, над поймой Дона сгустился туман. Как обычно, с утра у противника началось движение автомашин из хутора Лопушина к станице Кременской и обратно. Засада пока наблюдала. Важного объекта для нападения не появлялось. Вдруг из хутора к станице вышла автомашина явно штабного типа. Это было уже то, что надо. Как только автомашина вошла в зону действия засады, ей преградили путь и обстреляли. Водитель и сидящий рядом с ним офицер погибли сразу. Лобовое стекло машины оказалось пуленепробиваемым, но оба немца были сражены пулями, прошедшими ниже кромки стекла. По тенту также была дана очередь из автомата. Из кузова выскочили ещё два офицера и рядовой. Так как рядовой был вооружён автоматом, его немедленно обстреляли. Офицеры, увидев сложившуюся обстановку, успели выхватить пистолеты и покончить с собой. Нам бы захватить их живыми, но случившегося не поправить. Двигатель у автомашины продолжал работать. Из кабины выбросили убитых и на их место сели два наших бойца, в кузове разместились ещё четыре человека. Машина покатила вперёд к станице. Благополучно проскочив через Кременскую, отделение на захваченном транспорте минут через пятнадцать было уже у нас, немцы по нему не сделали ни единого выстрела. Автомашина оказалась из штаба 376-й пехотной дивизии, 12-цилиндровый «кадиллак». В ней оказалось много ценных штабных документов и среди них детально отображённая схема обороны дивизии с обозначенными на ней огневыми точками, до станкового пулемёта включительно. Захваченные бумаги мы немедленно переслали в штаб нашей дивизии, предварительно отметив у себя на карте огневые точки противника на интересующем нас направлении. Из штаба дивизии документы направили в штаб армии. Так как автомашина был практически исправной, то некоторое время ею пользовался я, а затем её передали моему помощнику по тылу старшему лейтенанту Горелику, которому она была нужнее.
В рассказанном мною эпизоде проявились дерзость, смелость, расторопность и смекалка, которые были свойственны нашим бойцам и командирам. Сердце радуется за таких удальцов.
Если говорить он нашей полковой разведке, то в те дни она действовала еще плохо. Специалиста-разведчика у нас не было. Разведку возглавлял лейтенант Коздоба, но командирских навыков он ещё не имел, да и как разведчик тоже не был подготовлен. Это был работник административной службы. Однако у него были неплохие данные, позволявшие надеяться, что через некоторое время от него всё-таки будет толк. Вообще при подборе кадров мы всегда учитывали деловую и перспективную сторону офицера. Так, например, командиром 2-го батальона был у нас в бригаде старший политрук Дрягин. Много нам пришлось потрудиться над тем, чтобы перевести его на строевую должность. В конце концов, с большим трудом мы этого добились, политуправление РККА с такой перестановкой согласилось. За действие в тылу врага Дрягин был награждён орденом Ленина, а за бои в излучине Дона мы представили его к званию «Герой Советского Союза». Только боевая случайность не позволила дело с присвоением ему этого высокого звания довести до конца. Вообще, батальон Дрягина был лучшим в полку.
21-го августа наш 122-й гвардейский стрелковый полк вновь начал наступать и к утру следующего дня значительно продвинулся вперёд. Мы овладели станицей Кременская и к вечеру перевели в лощину южнее станицы свой полковой штаб.
К рассвету 23-го августа 1-й и 2-й батальоны захватила хутор Лопушина, а в нём – разнообразную военную технику и в том числе склад велосипедов. Перед началом боя по хутору был произведён залп гвардейскими миномётами, в результате чего погибло много вражеских солдат и офицеров. Немцы погрузились на автомашины и готовились к отъезду, в этот момент их и накрыли «катюши». Среди убитых было много солдат в чёрной эсэсовской форме с оранжевым кантом на брюках. Все автомашины противника сгорели.
Немцы не желали смириться с потерей хутора и в течение всего дня неоднократно нас контратаковали. В контратаках принимали участие и танки, но близко к хутору они не подходили, а вели огонь с расстояния 300-400 метров. Эти контратаки успеха не имели, и мы закрепились на южных окраинах хутора, хотя для борьбы с бронетехникой врага у нас имелись только противотанковые ружья и гранаты. Вообще, у немцев на советско-германском фронте уже стала вырабатываться осторожность, иногда даже чрезмерная. Это в начале войны они всегда действовали дерзко и напористо. Теперь особой дерзости за ними не замечалось. Только в том случае, если сохранялось их господство в воздухе и подавляющее превосходство в живой силе и технике, они чувствовали себя уверенно. На сталинградском направлении их наступления местность была в основном открытая, хорошо просматриваемая с воздуха, что позволяло врагу действовать здесь более смело. Но рисковать в бою они не решались.
В ночь на 24-е августа противника ожидала очередная неприятность. Часть 2-го батальона во главе с капитаном Дрягиным внезапно атаковала посёлок Малые Ярки и овладела им. Этот посёлок находится на большаке между хутором Лопушина и станицей Клецкая. Полуторокилометровое расстояние на восток от хутора до этого посёлка представляло собой совершенно открытое место. Здесь не было ни одного кустика, поэтому немцы не опасались неожиданного нападения. На самом деле всё оказалось иначе. Для нас Малые Ярки имели важное значение, отсюда вся близлежащая местность далеко просматривалась. Хорошо видны были даже южные скаты господствующей высоты, на которой хозяйничали немцы и которая находилась южнее хутора Лопушина. В последующем нам обязательно надо было овладеть этой высотой. Мы об этом уже думали и к этому готовились. Захватив высоту, мы создали бы благоприятные условия для наступления 124-го полка, он сразу же мог выдвинуться на уровень с нами.
Так как господствующая высота находилась в руках противника, то он мог просматривать и обстреливать все пути и подходы к Малым Яркам. Днём приблизиться к посёлку было невозможно, единственным средством нашего сообщения с теми, кто в нём находился, была радиосвязь. Немцы решили во что бы то ни стало вновь отбить у нас посёлок и уже с раннего утра подвергли его сильному артиллерийскому обстрелу.
Примерно в 10 часов утра на Малые Ярки налетело девять вражеских бомбардировщиков. Мы с болью в сердце наблюдали за уничтожением посёлка, но оказать помощь попавшим в такой переплёт товарищам ничем не могли. После того как самолёты улетели, пехота противника перешла в наступление. Наша артиллерия немедленно открыла заградительный огонь. Под этим огнём противник залёг. Через некоторое время в небе вновь появились немецкие бомбардировщики и опять стали пикировать на Малые Ярки. Радиосвязь с батальоном капитана Дрягина прекратилась. Ну, думаем, теперь всё, конец. Как только бомбардировщики удалились и пехота немцев поднялась, чтобы идти в атаку, артиллеристы вновь открыли огонь. Противник снова был остановлен. Здесь нас заинтересовало странное поведение немцев. Вместо того чтобы воздействовать на нашу артиллерию, они продолжали бомбить Малые Ярки. Значит, наши люди там не вышли из строя и продолжали оказывать сопротивление.
Так повторялось ещё дважды. Наконец противник притих. Все мы с нетерпением ждали наступления сумерек. Когда стемнело, я с группой конных разведчиков выехал в Малые Ярки. В посёлке меня встретил капитан Дрягин и доложил, что все ожесточённые атаки врага батальоном отбиты. Дрягин попросил меня помочь быстрее эвакуировать раненых и покормить его людей. Так как со мною была радиостанция, то все необходимые распоряжения были немедленно переданы в штаб полка. В штабе, естественно, все очень обрадовались такому удачному завершению боя.
В беседе со мною капитан в краткой форме изложил ход событий. Во время налётов вражеской авиации все его бойцы укрывались в погребах домов. За местностью и за действиями противника велось наблюдение с помощью перископов. Как только немецкие бомбардировщики улетали, бойцы выбирались из погребов и отражали атаку пехоты. Действиями нашей артиллерии они были вполне довольны.
В течение ночи 25-го августа мы усилили подразделения, находящиеся в посёлке, и стали готовиться к следующему дню. Только перед рассветом я, уверенный в укреплении обороны и в стойкости людей, покинул Малые Ярки и уехал на свой командный пункт.