Дезертир
Шрифт:
Часть третья. Свой среди чужих
19
– Ты слышишь меня, Север?
Квинт слышал, но никак не мог понять, откуда доносится голос Лидона. Такое чувство, что из другого мира.
– Будешь говорить, мразь?
Это уже Дециан. Мог приказать
– Катись... к Орку...
Голова мотнулась от удара, но боль и без того была столь всеобъемлюща, что Квинт даже не понял с какой стороны прилетел кулак. Если сидишь по шею в воде, станешь обращать внимание на падающие с неба капли?
– Тит, хватит, совсем его убьешь.
– Ни хера ему не будет, ублюдок живуч. Смотри, он даже не стонет.
– Ты понимаешь, в чем тебя обвиняют, Север? Мятеж, дезертирство. Это смертная казнь.
Правый глаз заплыл так, что вообще не открывался, левый превратился в узкую щелку и видел лишь кровавую муть. Во рту солоно, губы разбиты в кровь, кончик языка скользил по зубам, пытаясь определить, со сколькими уже пришлось расстаться. Кажется, с одним. Пока. Все еще впереди...
– Дезертирство? – прозвучал недовольный голос Глабра, – он перешел на сторону врага!
– Ты можешь это доказать? – спросил Лидон.
– Мне достаточно слов Остория. Марианец устроил засаду на его отряд.
– Один?
– Нет! – раздраженно огрызнулся Глабр, – с легионерами, которых Сулла столь неосмотрительно отдал под начало этой вероломной мрази!
– Тебе не кажется это странным? Личная неприязнь это одно, но как центурион, к которому все относятся настороженно, подбил на мятеж солдат?
– Хочешь найти ему оправдание, Лидон? – прошипел Глабр, – ищешь мотивы? Их у него более, чем достаточно!
– Возможно. Но пока я могу судить о них лишь с твоих слов.
– А их тебе недостаточно?
Лидон вздохнул и спокойным терпеливым голосом сказал:
– Позволь мне продолжить работу, Клавдий. Рвение, с которым ты жаждешь прикончить этого человека, не приносит пользы следствию, а мне еще многое предстоит выяснить. Твою версию я внимательно выслушал, теперь хочу узнать его.
– Зачем?! – вскричал Глабр, – чего тут еще выяснять? Марианец трижды заслужил смерть!
– Если бы речь шла о банальном дезертирстве легионера, то ты, как заместитель Луска, мог бы осудить его, – повысив голос, возразил Лидон, – но не в этом случае. Я вижу здесь дело государственной важности. Я должен знать все. Любую мелочь. Куда он пропал после того боя? Где провел эти четыре года? И почему мы находим его подле Сертория в компании киликийцев? Что они задумали, о чем договорились, какую роль в этом играют пираты?
Лидон перевел дух и закончил.
– Пожалуйста, не мешай мне, Клавдий. Ты же не хочешь, чтобы Луск узнал, что важному "языку" удалось, стараниями одного трибуна, унести в могилу тайну заговора против Республики?
Шел снег. Хлопья, крупные, как тополиный пух, неспешно парили в белом сумраке, пушистыми ноздреватыми рукавицами одеваясь
Берза знала, что в горы пришла война, но с ее уродливым ликом еще не сталкивалась. О нашествии и зверствах римлян девушке рассказал Веслев, охотник, один из немногих людей, состоявших в хороших отношениях с ее дедом, Даором. После смерти старика два года назад, Веслев продолжал изредка навещать Берзу. Говорил, что обещал деду присматривать за ней, звал жить к людям, но она не шла. Селяне-коматы побаивались ведьмы. Они удивились бы, узнав, что та боится их еще сильнее.
Через охотника девушка выменивала у коматов то немногое, что не могла добыть или сделать сама – соль, железные инструменты взамен износившихся. Асдула больше не появлялся и Берза, поначалу дрожавшая, как осиновый лист при мысли, что он снова заявится, понемногу успокоилась.
Жизнь ее, оправленная в обыденные дела и заботы, текла размеренно. Одиночество скрашивал Спарт, и девушка совершенно не задумывалась, что всему этому привычному житью может прийти конец.
В тот день она отправилась к глубокому оврагу в окрестностях Браддавы, Еловой Крепости. Склоны его густо заросли ольшаником, и Берза намеревалась набрать соплодий, отвар из которых, собранных в начале зимы, помогал при скорби животом.
На дне оврага весело журчал ручеек. Его тонкая нитка была еле заметна в густых бурых зарослях стерни, припорошенной снегом. Маленький ручеек, один шаг нужен, чтобы с берега на берег перебраться, а русло для себя прокопал внушительное. Он и в стужу-то совсем не замерзал, а сейчас и вовсе весело пел, радуясь теплой погоде. Что ему снег, хоть мокрый, хоть рассыпчато-колкий? Он лишь придаст ручью сил по весне, напоит собой.
Спустившись к ручью, Берза присела у воды, зачерпнула горстью. Чистая вода, студеная. На купающихся ветках кустов уже кое-где ледышки блестят. Вкусная вода, слегка соленая – это от того, что из глубины горы бьет родник. Там, в горе, чего только нет: и соль, и медь, и железо. А еще золото. Много золота во Фракии, да только не приносит оно горцам счастья.
Нарвав полный туесок темно-бурых одревесневших шишечек, Берза уже собиралась уходить, когда раздался громкий собачий лай. Девушка обернулась и увидела Спарта, который стоял на краю оврага, шагах в тридцати от нее. Пес подзывал хозяйку. Берза направилась к нему, пробираясь по глубоким сугробам через плотные заросли, и вдруг услышала всплеск.
Спарт продолжал лаять. Убедившись, что хозяйка идет за ним, он замолчал, повернулся и полез вниз. Девушка торопилась следом.
На дне оврага лежал человек. Он пытался ползти, но выходило плохо. Правая рука слепо, неловко искала, за что ухватиться. Поймав ветки куста, издавая глухое рычание, человек попытался подтянуться. Мокрые, облепленные снегом, ноги не двигались.
Было видно, что силы совсем оставили его, их хватило лишь на то, чтобы перевернуться с живота на бок и продвинуться вперед на полшага. На теле тускло поблескивала железная вязь. Кольчуга. Не охотник, стало быть.