Дезертир
Шрифт:
– Мамаша, – подтвердила Ольха, – кобеля сманила. Дед с одним охотником потом нашли логово. Спарт совсем махоньким щеночком был.
– Стало быть, ты испугалась, что я, увидев этот свиток, заподозрю тебя в колдовстве и расскажу кому?
Ольха, не глядя на него, шмыгнула носом и кивнула.
– Какое тут ведовство? Это книга Теофраста. Его эллины знатоком растений считают. Он два трактата о них написал.
– Я знаю, – буркнула Ольха.
– Дед тебя эллинскому языку обучил?
– Да. По этой книге, которую ты нашел. Я и читать умею и писать. Все время спрашивала деда, зачем мне это, а он сердился
– Признаться, я удивлен. Мне в Македонии приходилось слышать, что фракийцы очень почитают своего бога-целителя Дипойта и весьма сведущи в искусстве врачевания. Даже эллины признают их первенство.
– На востоке, у одрисов, может и так...
Некоторое время они молчали, потом Квинт осторожно спросил.
– А родители твои? Тоже умерли?
Ольха вздохнула.
– Непросто тут все. Дед не местный. Молосс он. Бежал от чего-то из родных мест с женой и дочерью. Что там, на родине его приключилось, не рассказывал никогда, а если я расспрашивала, мрачным становился, неразговорчивым. Жена его, бабка моя, вскоре умерла. Остался он с дочерью. Жил в ту пору среди людей. Как-то через село на торг в земли хаонов ехали скордиски, люди с севера. Высокие, светловолосые. Вожаку их сильно приглянулась дедова дочь. Возжелал он ее выше мочи, но взять не решился, поскольку был в чужой земле с малым числом воинов. Он деду за нее выкуп предложил, но тот отказал.
Ольха замолчала.
– А что было потом? – прошептал Квинт.
– Через год скордиски пришли в набег большой ратью. Тарабосты собрали ополчение, дед тоже ушел, а дочь вручил заботам старейшины с которым водил дружбу. Вышло так, что малые отряды скордисков просочились, не встретившись с войском тарабостов, и принялись разорять оставшиеся без мужчин-защитников села. Тот самый вожак нагрянул. Так ему хотелось дедову дочь, что он пообещал жителям села не трогать их, пусть только выдадут женщину. Старейшина рассудил, что в том будет меньшее зло, чем стольким людям умирать из-за красивой бабы. И выдал...
Дальнейшее Квинт в общих чертах угадал прежде, чем Ольха рассказала.
Даор друга своего убил, а селян проклял. Ушел, два года отсутствовал, а потом вернулся. Он нес на руках годовалую девочку со светлыми волосами и вел в поводу коня с волокушей. На волокуше лежала молодая женщина. Она была при смерти. Тут и умерла.
Ольха молча смотрела на мерцающий огонек лучины. Квинт не торопил ее.
– Я, конечно, ничего этого не помню, но дедово проклятие сбылось. Захирело то село. А дед ушел от людей в лес. Проклятие его помнили и боялись. Приходили за помощью, когда сильно припекало. И втайне ненавидели.
– Когда он умер?
– Два года назад.
– Отчего?
– Простудился зимой и сгорел. Не смогла я его выходить, старый он уже был. Видать срок Сабазием отпущенный вышел. Я с тех пор почти не встречалась с людьми. Думала, вспомнят обо мне, будут мстить. Деда они очень боялись, а я кто? Девчонка сопливая.
– Вспомнили?
– Вспомнили, да не те. Сдуру как-то на глаза попалась одному сукиному сыну.
– Кто он?
Ольха не ответила, покачала головой.
– Расскажи, прошу. Он обидел тебя?
Девушка
– Нет. Он сватался...
– Сватался?
– Да. Он владетель Керсадавы, важный человек, богатый. Прошлым летом наткнулась я в лесу на привал охотников. И он там был. Видно, люди знатные, конская сбруя дорогая, сами все в расшитом платье, хоть и охотники. Золотые браслеты, гривны шейные. Фаретры [110] разноцветным бисером украшены. Кони ухоженные, статные. У коматов я никогда таких коней не видела.
110
Фаретра (греч.) – сума-чехол для стрел. Считаю, использовать это слово здесь уместнее, чем тюркское "колчан", скифо-персидское "горит" или славянское "тул".
Он сделала паузу. Квинт терпеливо ждал.
– Они взяли кабана и пировали. Уже пьяные были и этот человек, он... Смеясь, навстречу поднялся. Качало его изрядно. Иди, говорит, к нам, девка. Я испугалась и давай бежать. Слышу, за спиной гогочут. Думала погонятся, но не стали. Удержали его другие.
– Удержали?
– Я слышала, кто-то имя мое назвал. Узнали. Видать, решили поостеречься ведьмы.
Она опять замолчала. Квинт попробовал угадать, что было дальше.
– Потом он снова приходил?
– Да. Один приехал, без свиты. В такую даль. До Керсадавы отсюда день пути. Видать, крепко приглянулась я ему. Подошел с опаской.
– Наплели всякого про ведьму, – догадался Квинт.
Ольха кивнула.
– Мне Веслев про него много чего рассказал. Разного... Зовут его Асдула Скарас. Веслев предупредил, чтобы остерегалась я. Недобрый это человек.
– И что ты?
– Ну, убедилась, что недобрый. Прогнала я его. Даже не я. Спарт прогнал. Боялась, что вернется.
– Он вернулся? – спросил Квинт.
– Нет. Веслев еще приходил, я ему открылась. Он сказал – не до меня сейчас. Война пришла. А потом уж я тебя нашла. С тех пор никто не появлялся. Ни Асдула, ни Веслев.
– А кто такой Веслев?
– Охотник. Дедов друг единственный. Навещал меня изредка.
– Он тоже к тебе... – осторожно проговорил Квинт, но не закончил фразы.
Ольха улыбнулась.
– Нет. Он друг.
Она отвернулась. На теплой печке грел пузо кот. Хозяйка, не мудрствуя, звала его Меу. Тусклый свет лучины отражался в двух немигающих желтых глазах. Возле лесенки, ведущей к двери, дремал Спарт.
Квинт коснулся пальцами ее запястья. Девушка вздрогнула. Посмотрела на него.
– Я не дам тебя в обиду, – прошептал Квинт.
Она улыбнулась. Не насмешливо. Смущенно. И решилась. Наклонилась над Квинтом. Светлая прядь, выбившаяся из косы, коснулась его лица.
– Мое имя – Берза. Это... Не знаю, как будет по-эллински. Это такое дерево с белой корой.
"Мое имя".
В другой ситуации Квинт, возможно, улыбнулся бы – что не имя, то дерево. Но не теперь.
"Не всякому называют".