Дезертир
Шрифт:
– Мамаша, – подтвердила Ольха, – кобеля сманила. Дед с одним охотником потом нашли логово. Спарт совсем махоньким щеночком был.
– Стало быть, ты испугалась, что я, увидев этот свиток, заподозрю тебя в колдовстве и расскажу кому?
Ольха, не глядя на него, шмыгнула носом и кивнула.
– Какое тут ведовство? Это книга Теофраста. Его эллины знатоком растений считают. Он два трактата о них написал.
– Я знаю, – буркнула Ольха.
– Дед тебя эллинскому языку обучил?
– Да. По этой книге, которую ты нашел. Я и читать умею и писать. Все время спрашивала деда, зачем мне это, а он сердился и ругался. Но умирая, наказал не показывать никому свои знания и эти книги. Мол, мало ли, что у коматов на уме случится. Люди боятся того, чего не понимают.
– Признаться, я удивлен. Мне в Македонии приходилось слышать, что фракийцы очень почитают своего бога-целителя Дипойта и весьма сведущи в искусстве врачевания. Даже эллины признают их первенство.
– На востоке, у одрисов, может и так...
Некоторое время они молчали, потом Квинт осторожно спросил.
– А родители твои? Тоже умерли?
Ольха вздохнула.
– Непросто тут все. Дед не местный. Молосс он. Бежал от чего-то из родных мест с женой и дочерью. Что там, на родине его приключилось, не рассказывал никогда, а если я расспрашивала, мрачным становился, неразговорчивым. Жена его, бабка моя, вскоре умерла. Остался он с дочерью. Жил в ту пору среди людей. Как-то через село на торг в земли хаонов ехали скордиски, люди с севера. Высокие, светловолосые. Вожаку их сильно приглянулась дедова дочь. Возжелал он ее выше мочи, но взять не решился, поскольку был в чужой земле с малым числом воинов. Он деду за нее выкуп предложил, но тот отказал.
Ольха замолчала.
– А что было потом? – прошептал Квинт.
– Через год скордиски пришли в набег большой ратью. Тарабосты собрали ополчение, дед тоже ушел, а дочь вручил заботам старейшины с которым водил дружбу. Вышло так, что малые отряды скордисков просочились, не встретившись с войском тарабостов, и принялись разорять оставшиеся без мужчин-защитников села. Тот самый вожак нагрянул. Так ему хотелось дедову дочь, что он пообещал жителям села не трогать их, пусть только выдадут женщину. Старейшина рассудил, что в том будет меньшее зло, чем стольким людям умирать из-за красивой бабы. И выдал...
Дальнейшее Квинт в общих чертах угадал прежде, чем Ольха рассказала.
Даор друга своего убил, а селян проклял. Ушел, два года отсутствовал, а потом вернулся. Он нес на руках годовалую девочку со светлыми волосами и вел в поводу коня с волокушей. На волокуше лежала молодая женщина. Она была при смерти. Тут и умерла.
Ольха молча смотрела на мерцающий огонек лучины. Квинт не торопил ее.
– Я, конечно, ничего этого не помню, но дедово проклятие сбылось. Захирело то село. А дед ушел от людей в лес. Проклятие его помнили и боялись. Приходили за помощью, когда сильно припекало. И втайне ненавидели.
– Когда он умер?
– Два года назад.
– Отчего?
– Простудился зимой и сгорел. Не смогла я его выходить, старый он уже был. Видать срок Сабазием отпущенный вышел. Я с тех пор почти не встречалась с людьми. Думала, вспомнят обо мне, будут мстить. Деда они очень боялись, а я кто? Девчонка сопливая.
– Вспомнили?
– Вспомнили, да не те. Сдуру как-то на глаза попалась одному сукиному сыну.
– Кто он?
Ольха не ответила, покачала головой.
– Расскажи, прошу. Он обидел тебя?
Девушка довольно долго молчала, но, все же решилась рассказать. Квинт чувствовал, что, несмотря на все свои страхи, Ольха истосковалась по людскому обществу. Он часто видел, как она беседует со Спартом, а пес сидит и внимательно слушает. Вот только поддержать беседу не может.
– Нет. Он сватался...
– Сватался?
– Да. Он владетель Керсадавы, важный человек, богатый. Прошлым летом наткнулась я в лесу на привал охотников. И он там был. Видно, люди знатные, конская сбруя дорогая, сами все в расшитом платье, хоть и охотники. Золотые браслеты, гривны шейные. Фаретры [110] разноцветным бисером украшены. Кони ухоженные, статные. У коматов я никогда таких коней не видела.
110
Фаретра (греч.) – сума-чехол для стрел. Считаю, использовать это слово здесь уместнее, чем тюркское "колчан", скифо-персидское "горит" или славянское "тул".
Он сделала паузу. Квинт терпеливо ждал.
– Они взяли кабана и пировали. Уже пьяные были и этот человек, он... Смеясь, навстречу поднялся. Качало его изрядно. Иди, говорит, к нам, девка. Я испугалась и давай бежать. Слышу, за спиной гогочут. Думала погонятся, но не стали. Удержали его другие.
– Удержали?
– Я слышала, кто-то имя мое назвал. Узнали. Видать, решили поостеречься ведьмы.
Она опять замолчала. Квинт попробовал угадать, что было дальше.
– Потом он снова приходил?
– Да. Один приехал, без свиты. В такую даль. До Керсадавы отсюда день пути. Видать, крепко приглянулась я ему. Подошел с опаской.
– Наплели всякого про ведьму, – догадался Квинт.
Ольха кивнула.
– Мне Веслев про него много чего рассказал. Разного... Зовут его Асдула Скарас. Веслев предупредил, чтобы остерегалась я. Недобрый это человек.
– И что ты?
– Ну, убедилась, что недобрый. Прогнала я его. Даже не я. Спарт прогнал. Боялась, что вернется.
– Он вернулся? – спросил Квинт.
– Нет. Веслев еще приходил, я ему открылась. Он сказал – не до меня сейчас. Война пришла. А потом уж я тебя нашла. С тех пор никто не появлялся. Ни Асдула, ни Веслев.
– А кто такой Веслев?
– Охотник. Дедов друг единственный. Навещал меня изредка.
– Он тоже к тебе... – осторожно проговорил Квинт, но не закончил фразы.
Ольха улыбнулась.
– Нет. Он друг.
Она отвернулась. На теплой печке грел пузо кот. Хозяйка, не мудрствуя, звала его Меу. Тусклый свет лучины отражался в двух немигающих желтых глазах. Возле лесенки, ведущей к двери, дремал Спарт.
Квинт коснулся пальцами ее запястья. Девушка вздрогнула. Посмотрела на него.
– Я не дам тебя в обиду, – прошептал Квинт.
Она улыбнулась. Не насмешливо. Смущенно. И решилась. Наклонилась над Квинтом. Светлая прядь, выбившаяся из косы, коснулась его лица.
– Мое имя – Берза. Это... Не знаю, как будет по-эллински. Это такое дерево с белой корой.
"Мое имя".
В другой ситуации Квинт, возможно, улыбнулся бы – что не имя, то дерево. Но не теперь.
"Не всякому называют".