Дежа вю (сборник)
Шрифт:
Дело Краузе?.. Бруно пытался ухватиться за свои смутные воспоминания, но это была информация, не связанная ни с его жизнью, ни с его увлечением, так, промелькнула когда-то, видимо, в новостных потоках. Он легко нашел в Интернете сведенья о профессоре Питере Краузе, известном психиатре, который специализировался на проблемах, связанных с посттравматическими неврозами.
Из анонимного письма можно было понять, что у профессора были серьезные неприятности. Был ли он обвиняемым или пострадавшим? Бруно склонялся к первому варианту. Ведь делу обычно присваивают имя активной стороны, а ею, как правило, оказывается обвиняемый. И он оказался прав. В электронных архивах центральных газет имелись публикации, рассказывающие об этом процессе,
Бруно слегка опоздал. Он не учел, что в это время дороги в центре Сент-Ривера перегружены.
Фрэд Пэтман оказался высоким и очень худым, однако производил впечатление еще крепкого и энергичного. Он с интересом рассматривал своего гостя, приветствуя его рукопожатием и искренней улыбкой.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросил адвокат.
– Спасибо, мы вернемся к вашему предложению после разговора, – с едва заметной усмешкой ответил Бруно.
– Тогда спрашивайте.
– Я надеюсь, что вы прекрасно помните дело Питера Краузе, ведь вы защищали профессора и выиграли этот процесс?
– Да, это был любопытный случай, не назвал бы его сложным, но во многом была неопределенность. Почему вдруг у вас возник интерес к этой старой проблеме? Там не было ничего такого, что могло бы потребовать дополнительного расследования. Все решалось в зале суда, если вы меня понимаете.
– Да, прекрасно понимаю. Мой интерес связан с другими событиями, произошедшими совсем недавно, и мне нужно понять, существует ли связь между убийством в Тотридже и вердиктом, вынесенным жюри присяжных по делу Краузе. Насколько я понимаю, процесс проходил там же, по месту жительства истца, так?
– Да, а могу я узнать, о каком убийстве идет речь?
– Убит Вольфганг Шмид, он был членом того самого жюри.
– Но такое случается, что заставило вас думать…
– Я и не думал поначалу, но пропали еще два человека, входившие в жюри присяжных, оправдавшее Питера Краузе.
– Вот как? Тогда понятно. Был лишь один человек, который мог быть недовольным решением суда. Но он даже не подавал апелляций. Все было предельно ясно. Впрочем…
– Что?
– Видите ли, прецедентов такого рода очень немного, если бы присяжные решили по-другому, нам с моим подзащитным пришлось бы согласиться и с этим. Все решалось в ходе процесса, это была борьба скорее психологическая, чем юридическая. Аргументы оставались в сфере этики и элементарной логики.
– В чем конкретно обвиняли господина Краузе? Он лечил госпожу Слоу в связи с неврозом?
– Да, у этой дамы был давний и очень запущенный невроз. Питер рассказывал, что она несколько раз пыталась покончить с собой. Он опробовал новую методику, но результат оказался неожиданным,
– А это было не так?
– Не совсем так. Главным в моей линии защиты было утверждение, что ухудшение состояния больной произошло после проведенного лечения, но это вовсе не значит, что вследствие этого. Мы объяснили суду, что времени на согласование было очень мало, пациентка перестала есть и пить, отказывалась принимать лекарства, у нее были такие психозы, которые могли закончиться фатально. Но все это происходило в стенах больницы, муж не верил, хотя свидетелей было предостаточно.
– А после проведенного лечения?
– В этом-то все и дело, Патриция стала совсем другой, понимаете, это другая женщина, но она вполне здорова, если не знать…
– Что конкретно она забыла?
– Она забыла, что выходила замуж за Джима Слоу, она его вообще не узнала, и детей тоже.
Бруно вскочил с места и заметался по кабинету.
– Сядьте, сядьте, молодой человек, – взмолился адвокат. – Не надо так волноваться. У меня и без того кружится голова.
– Ох, извините, господин адвокат. – Райновски вернулся на свое место. – Но это же полная семейная катастрофа! Вы понимаете? Как с этим можно жить? Я просто никогда не слышал о таком. Неужели это возможно?
– Как видите. Во всем остальном, приятная женщина. Раньше она была действительно невыносимой, это признавали все, кто был знаком с семейством Слоу.
– Да, странно. Краузе как-то объяснял случившееся?
– Конечно, он что-то пытался мне втолковать, но я не очень понял, слишком все это сложно для меня, вам бы лучше его расспросить. Его методика была действительно как следует не отработана. Именно этот аспект проблемы имел некоторые последствия.
– Какие?
– Хотя вина доктора Краузе не была доказана, он все же пострадал: многие пациенты отказались от его услуг, он потерял место в центре Бергмана, где работал много лет.
– Да, репутация в его профессии имеет вполне ощутимую цену. Захочет ли он говорить со мной?
– Кстати, у меня есть некоторые материалы этого процесса в электронном виде, ничего секретного, все это было в газетах, но, возможно, вам пригодится. Если вы мне дадите адрес, я вам все пришлю.
– Буду вам очень признателен, – сказал Бруно, записав адрес на листке, выдернутом из блокнота, всегда лежавшего наготове во внутреннем кармане его пиджака, – и у меня еще одна просьба к вам. Адрес господина Краузе у меня есть, но будет ли профессор откровенен с посторонним? В этом деле все так запутано, что любая полуправда может увести совсем не туда.
– Вы хотите, чтобы я помог вам с ним встретиться? Нет ничего проще. Я позвоню ему и попрошу принять вас, а вы можете сослаться на меня, когда будете договариваться о встрече.
– Спасибо. Это именно то, о чем я хотел вас попросить.
Уже стоя в дверях, Райновски неожиданно спросил:
– Как по-вашему, господин Пэтман, мог ли муж Патриции совершить убийство?
– Я вам отвечу как старый адвокат. Любой может совершить убийство. В смысле, я хочу сказать, что любого человека можно довести до аффекта… Вы меня понимаете. Но сначала поговорите со Слоу. Возможно, он сам ответит на ваш вопрос.
В эту ночь Бруно Райновски не сомкнул глаз: слишком близко к сердцу он принял трагедию семьи Слоу. Он попытался представить себя на месте полковника. Определенно, после такого решения суда он, как говорится, взял бы закон в свои руки… Бруно решил, что как ни любопытно ему поговорить с профессором Краузе, но лучше сначала навестить Джима Слоу. И надо быть предельно осторожным и не спугнуть полковника, ведь он пока единственный, у кого нашелся мотив убить Вольфганга Шмида.
Николь. Да, поворот сюжета в лучших детективных традициях.