Дежа вю (сборник)
Шрифт:
– Вам знакомо имя Вольфганга Шмида?
– Конечно. Это тот самый человек, который поломал жизнь Томаса… нашу жизнь.
– Вы считаете, что обвинения, выдвинутые Томасом в адрес своего босса, справедливы?
– Я это знаю наверняка. Томасу нет никакого резона обманывать меня. Он, конечно, излишне наивный человек, доверившийся своему боссу. А тот воспользовался ситуацией и подставил своего подчиненного.
– Вам известно, что Вольфганг Шмид убит?
– Убит? Я читала в газете лишь о его исчезновении…
– Вероятно, вы не читали вчерашних газет.
– Да. Я делаю это не регулярно. Собственно, это лишь небольшое уточнение.
– Вы
– Я прекрасно понимаю, что привело вас сюда. Извините, я должна вас покинуть на минуту.
Каролина вышла из комнаты. Мы немного помолчали, а затем Николь сказала:
– Я ей верю.
– Не вопрос, – поддержала подругу я. – Но если все так, и в итоге окажется, что Нордвейн из мести убил Шмида, то это никоим образом не продвигает его к заветной цели. Скорее, отдаляет.
– В большинстве случаев убийство происходит в состоянии аффекта, так что вполне вероятно, что логика тут ни при чем, – со знанием дела сообщил Райновски.
Со стороны коридора послышались шаги, и в гостиную вошел мужчина с аккуратно зачесанными назад седыми волосами, хотя ему было лишь немного за сорок. Каролина держалась немного позади.
– Томас Нордвейн, – представился он.
Нам потребовалось с десяток секунд, чтобы прийти в себя, затем мы назвали свои имена, и Томас сел во главе стола, чтобы видеть всех. Я решила взять инициативу в свои руки:
– Господин Нордвейн, вам имеет смысл рассказать все нам, а затем отправиться в полицию. Ваше признание будет учтено судом. – Конечно, я блефовала, но особого риска не было. – Если вы это не сделаете, то это придется сделать нам, и тогда ситуация изменится.
– Что ж, вероятно, у меня просто нет иного выхода. Каролина, как я понимаю, рассказала вам все, что знала. Я же расскажу остальное. По решению суда были конфискованы деньги Каролины, ибо предполагалось, что это деньги «Электосервиса». Случайное совпадение порядка сумм привело присяжных к ошибке. Таким образом, получилось, что вилла Пфлегера была куплена на деньги Каролины.
– То есть вы знали о двойной жизни Шмида? – спросила я.
– Да, я следил за ним. Я хотел узнать, куда он дел деньги. Когда я понял, что он их потратил на виллу, я предложил ему поступить по справедливости и переписать дом на имя Каролины, то есть вернуть деньги истинной хозяйке, хотя бы в таком виде. И в этом случае я обещал оставить его в покое. Он сказал, что подумает, но откровенно тянул время. В какой-то момент он дал понять, что согласен сделать это, но при определенных условиях. Он назначил мне встречу в парке Независимости. Однако он не собирался ничего со мной обсуждать – он просто решил избавиться от меня. Он напал на меня с ножом, к счастью я был настороже. Завязалась драка, и он проткнул мне ладонь. – Нордвейн продемонстрировал нам кисть левой руки. – Я упал, и так уж получилось, что мне под руку попалась пустая бутылка. И когда Шмид нагнулся, чтобы вновь завладеть ножом, я ударил его бутылкой по голове.
– А нож? Что вы сделали с ножом? – спросил Бруно.
– Вытащив нож из раны, я выкинул его в пруд. Даже не могу объяснить, зачем. Я был в шоковом состоянии. – Нордвейн попросил стакан и, получив его от Каролины, налил себе воды. – Уверен, что нож до сих пор там.
– Скорее всего. Полиция, тем не менее, его не нашла, – сказал Бруно. – Возможно, кто-нибудь сможет подтвердить, что нож принадлежал Шмиду или Пфлегеру. Суд тогда наверняка закончится в вашу пользу.
– Один раз он уже закончился в мою пользу, – с горечью сказал Нордвейн.
Повисла
– Мне кажется, из этого положения есть выход. Правда, на это нужна добрая воля еще двух людей. Ведь есть еще два человека, которые несомненно пострадают, если будет новый суд по делу “Электросервиса”, а без него нет и дела об убийстве Шмида. Это Лотар Шмид и его мачеха. Ведь разоблачение Вольфганга Шмида бросит тень на их имя. Мне кажется, что мы могли бы покончить со всем этим, заключив джентльменское соглашение. А именно: мы ничего не сообщаем в полицию. Она продолжает считать, что Шмида убили случайные хулиганы. А Салли Шмид, которой Гюнтер Пфлегер завещал виллу, тихо-мирно передаст ее госпоже Чандлер, оформив купчую.
Все молчали, пытаясь оценить мое предложение. Наконец, Бруно сказал:
– Я думаю, что это реально.
– Я думаю, что это справедливо, – сказала Николь. Каролина благодарно посмотрела на нее.
– Что ж, – сказал Томас Нордвейн, – я полагаюсь на вас. У меня все равно нет выбора.
Мы возвращались в Сент-Ривер вдвоем с Николь на автобусе: Бруно решил переговорить с Лотаром Шмидом безотлагательно.
– Я в шоке от твоего предложения, – прошептала Николь.
– Понимаешь, даже самый справедливый суд в мире способен на ошибку.
– Но ведь и мы способны.
– Конечно. Но не на две ошибки.
Просто мысли
То, что я сейчас попытаюсь сформулировать, важно, прежде всего, для меня самой. Речь пойдет о частном детективе. Ни о ком-то конкретном, а вообще, о профессии или, если хотите, о неком явлении. Действительно, как появилась частная детективная практика? И зачем? Да, конечно, частный детектив, как правило, проводит расследования, которые, по разным причинам, прошли мимо сыскного отдела полиции. Но это ведь вовсе не значит, что полиции не удалось бы сделать то, что удалось частному сыщику. Это даже не значит, что в полиции было некому заняться упомянутой загадкой или там никто бы не захотел этим заниматься. Нет, все гораздо интереснее и, наверное, сложнее. Чем отличается работа частного детектива от работы детектива полицейского, находящегося на службе у государства, а значит, у всех нас? Вы можете со мной не согласиться. Это всего лишь мое очень частное мнение. Но я считаю, что полицейский сыщик обязан действовать в рамках более общих законов, он должен рассматривать каждое расследуемое им преступление как явление, угрожающее обществу в целом. Частный же сыщик действует в интересах конкретного человека, клиента. Да он обязан тоже соблюдать законы, принятые там, где он живет. Он не может их нарушать. Но он, в отличие от полицейского детектива, может иногда не сделать чего-то, что может повредить его клиенту. Нет, не утаить факты и доказательства, а всего лишь утаить свои мысли, свой взгляд на эти факты.
Принимая решение не посвящать полицию в детали, полученные нами в ходе частного расследования, я не могла не думать о том, что должна буду сказать и не сказать Эрику Катлеру. Он не только комиссар полиции, он еще и наш друг. Это обстоятельство все усложнило. В моей практике уже было расследование, которое я довела до полной ясности, но умолчала не только о своем внезапном озарении, но и о признании, полученном благодаря этому озарению. Впрочем, тогда это не влияло на последствия. То есть, не могло изменить решение, принятое в суде.