Дежурные по стране

Леснянский Алексей Васильевич

— Что-то не то с тобой, брат, — думал Молотобойцев-старший, пока Молотобойцев-младший занимался наймом на работу. — Ты стал более сдержанным и спокойным. Взбрыкиваешь точно меньше, да и как-то рационально. Скоро остепенишься. Корневой мужик в тебе зарождается, который с землёй и людьми «на ты» говорить будет, просто и ясно говорить. Вот-вот своим умом и себе на уме заживёшь, а в этом сила русской земли. Мужик ведь всегда только делал вид, что под кем-то ходит, потому что, как бы не менялся политический строй, а ему надо было любой ценой при земле остаться. Поэтому, забывая о себе, терпел, всякой власти покорялся, чтобы только пахать, себя и всех кормить. С пренебрежением произносится поговорка: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». А ведь в этой поговорке совсем другой смысл, в

ней мудрость крестьянина заложена. Пусть вокруг творится всё, что угодно, а земля не должна пустовать, до последнего обязана обрабатываться. Если уж до невозможности прижали, — только тогда бунт и бунт страшный, чтобы на годы и десятилетия спокойствие для земли выбить. — Иван вздохнул полной грудью. — Да, пустует сейчас пашня, но это только потому, что сама так хочет. Это мысль невыносима моему сердцу, требующему немедленного дела; только земле отдохнуть надо; истощили мы её, засевая по указке сверху не тем и не так. Проверка идёт, многолетняя проверка на вшивость. Первый раз за всю историю земля встала, она нас проверяет. Кто не опустится и пронесёт любовь к ней сквозь чёрное время — всю её возьмёт, всю до последнего клочка. Однажды. Задаром. Раз и навсегда. Заводчиков, фабрикантов и прочих элементов, — которые в эпоху запустения захотят воспользоваться ей не по прямому назначению, не для хлеба, — она отторгнет. Это даже не обсуждается. Как срок придёт, шепнёт нам пашня, что пора, а пока подождём, ничего. И знаю, что государство для восстановления сельского хозяйства одновременно с землёй созреет. Это будет древний зов, вечный зов, которому нет равных. Пахать! Обо всём забыть и пахать, пахать, только пахать. Как ребятишки станем, которым любимую игрушку вернули. Для многих это в первый раз будет. Впервые, к примеру, золотые поля мой сын увидит, и это будет для него таким потрясением, после которого он сможет быть только хорошим и счастливым человеком.

— Иван! Иван! Ваня! Брат, ё, пэ, рэ, сэ, тэ! — сложив ладони лодочкой, кричал Вася в ухо брату. — Где витаешь?! Очнись! Сколько уже можно орать?! Красная материя есть или нет?

— Оставайся у меня, Вася, — невпопад ответил Иван и глупо улыбнулся. — Построиться помогу. Заживём.

— Нет, я не смогу здесь жить, — серьёзно сказал Вася. — Я ведь у тебя в гостях просто энергией подзаряжаюсь, потому что все мы родом из деревни. Тут наши корни, Иван. После того, как у тебя побываю, город больше люблю. Если с концами в деревне поселюсь, затоскую. Оставшись, привыкну. Привыкнув, захрясну. Мне ведь деревня для сверки необходима. Пульс вырабатываю. У города — учащённый, у вас — слабый пока, а мне нормальный нужен, чтобы хорошо себя чувствовать. Нигде мне в полном объёме не нравится, поэтому и мечусь туда-сюда. Полугородской или недодеревенский — вот весь я… Короче, это всё философия, а мне красная материя требуется. Пацанам на повязки. Найдёшь?

— У Люды спросить надо, однако. Думаю, что найдётся для тебя кумач. Горн, случаем, не требуется? А то прямо пионерия какая-то.

— С горном — тоже тема. И барабан бы. Я учился в музыкальной школе, немного умею играть на этих инструментах, — ответил Вася. — А частичку знамени — галстук — на рукав переместим, чтоб не душил. Кто начнёт задавать глупые вопросы, зачем мне всё это надо, будет сразу уволен без объяснения причин. Ваша задача — выполнять то, что я скажу… Говоришь, в ад за мной пойдёшь, Вовка?

— Угу.

— Так вот в ад не надо. Достань горн и барабан. Хоть всю деревню перетряси, а сегодня же принеси мне инструменты.

— Хорошо, Васёк. Считай, что они уже у тебя.

— Вот и славно, — потянувшись, произнёс Вася. — Вижу, что ребята вы толковые. Сработаемся. Значит, с Остапенко — горн и барабан, остальным — точить ножи, готовить паяльные лампы, забыть на месяц о спиртном, найти ещё десять нормальных пацанов, которые согласятся на меня работать. Как протрублю «Зорьку», считайте сезон массового забоя крупного рогатого скота открытым. Это может произойти в любой момент, так что вымойте сегодня уши. И скажите родителям, что цена за кило — девяносто четыре рубля, за базар отвечаю. Как свою скотину заколете, начинаете помогать односельчанам. В деревне много стариков, которые по немощности вынуждены нанимать

забойщиков; вы же будете колоть их бычков и тёлок бесплатно. Если узнаю, что кто-то из вас взял с пенсионера деньги, выбью зубы, не цацкаясь. Миха вчера опробовал мой удар. Напомню, что моя фамилия — Молотобойцев. Она происходит от словосочетания «молотом бью». Если вопросов нет — свободны. Ждите сигнала.

Вечером братья совершили конную прогулку по деревенским окрестностям. Вася ехал на спокойной рыжей кобыле, Иван — на холёном сером жеребце. Остановившись в лесопосадке, от которой в обе стороны тянулись запорошенные снегом поля, помолчали. Застывшие в сёдлах, с устремлёнными вперёд взорами, братья напоминали былинных богатырей на пограничье.

— Так и жизнь наша, Вася, — заметил Иван. — Полоса белая, лесополоса, полоса белая, лесополоса. Солнце закатывается. Тронули, пока не стемнело.

— Ага.

— Ничего мне напоследок сказать не хочешь?

— Нет, вроде.

— Ладно, пытать не стану. Только послушай меня. Видишь, как вокруг нас деревья плотно посажены. Сосны копейным частоколом стоят, древко к древку. Ширина лесопосадки — всего шесть метров, а с маху пройти — не пройдёшь. Один, конечно, продерёшься, протиснешься, но с тобой ведь конь; тебе о нём тоже думать надо. Выйдешь в чисто поле один — конец и тебе, и коню. При всём желании ума земле не дашь, так как один управляет плугом, другой его тащит. Так испокон веку поставлено. В тебе — ум, в коне — сила. Ум без силы — ничто, как и сила без ума. В общем, напрямки у тебя вряд ли получится. Тысячу метров, может быть, надо будет вдоль лесополосы двигаться, пока нормальный проход не найдёшь. Понимаешь, о чём я?

— Нет.

— Врёшь. Всё ты понял, насквозь тебя вижу. Смотри теперь. Предупреждён — значит, вооружён. Распустишь сопли — грош тебе цена тогда.

Прошло два дня. Лимон не подвёл. В обед третьего января в деревню приехал представитель его отца; он разыскал Васю и сказал ему, что завтра в шесть часов вечера из города придут рефрижераторы. Иван, присутствовавший при разговоре, уточнил закупочную цену и пошёл оповещать односельчан, но Вася остановил брата:

— Не вмешивайся. Тебе лишь бы мясо сдать, а мне сказка нужна, чудо, если хочешь. Сам знаю «когда», «что» и «как».

Представитель, с недоверием посмотрев на Васю, произнёс:

— Из говядины что ли сказку сделать хочешь? Что-то мне всё это не нравится. Завтра будут задействованы люди, машины, деньги. Ты уверен, что выдашь мне двадцать тонн? Это приблизительно сто голов. Это тебе не шутки шутить, Шарль Перро. Это серьёзное дело. Это госзаказ, парень.

— Да не волнуйтесь Вы так, Александр Семёнович, — сказал Вася. — Я прекрасно понимаю, что такое госзаказ. Может быть, даже лучше понимаю, чем Вам кажется. Я его выполню, чего бы мне это не стоило. Точно и в срок. У меня двадцать парней с руками и мозгами. Двадцать тонн для двадцати парней — не проблема. Завтра к 18-00 ждём рефы.

— Хорошо, — сказал Александр Семёнович. — Знай, что за тебя поручился своей головой сын шефа. У него с отцом был обстоятельный разговор, после которого мне приказали ехать к тебе. Не буду скрывать, что лично я был против сотрудничества с тобой. Ветреная и безответственная сейчас молодёжь, не то, что в наше время. Если сорвёшь предприятие, многим не поздоровится: твоему другу, его отцу, мне и многим другим… И как Андрюха убедил отца — ума не приложу. Кстати, тебе просили передать кое-что. — Александр Семёнович вытащил из внутреннего кармана пиджака красную повязку и вручил её Васе. — Держи, парень. С ума все посходили что ли?! Ничего не понимаю. Может, объяснишь?

Вася поднялся со стула и снял кофту.

На левом рукаве голубой рубашки краснела повязка, ничем не отличающаяся от той, которую передал студенту Александр Семёнович.

— Пожалуйста, скажите Лимону, то есть Андрею, что Молотобойцев не подведёт, — произнёс Вася. — Пусть скажет всем нашим, что на деревню можно положиться. Пускай за город переживают, а за моих не надо… Хотите чайку?

— Нет, спасибо. Мне пора.

— Я Вас провожу, — засуетился Иван. — Не волнуйтесь, всё будет по плану, ведь не только мой брат, но и вся наша деревня заинтересована в том, чтобы сдать вам скотину по такой высокой цене.