Дежурные по стране
Шрифт:
Глава 14
26 января 2000-ого года. Город N. Квартира. Шесть дней до времени «Ч».
Бочкарёв лежал на диване и смотрел вечерние новости на местном канале. После того, как кончился блок, в котором на Первомайской площади показывали Левандовского и Магурова, Артём поднялся с дивана и стал наматывать круги по комнате. Бочкарёв совсем не ожидал увидеть своих друзей по телевизору, поэтому он долго не мог справиться с волнением. Убавив громкость, Артём почесал пультом под носом, принял горизонтальное положение и занялся детальным восстановлением репортажа с участием своих друзей.
Благодаря внимательности и отличной памяти, которые по ошибке часто достаются ветреным парням навроде главного героя четырнадцатой главы, Бочкарёв в мельчайших подробностях запомнил показанный сюжет от первого до последнего эпизода. Вспомнив клятву, произнесённую дежурными на Первомайской площади, Артём зевнул, так как слова его товарищей по
Бог наделил Бочкарёва таким количеством талантов, которых бы хватило на добрую сотню человек. И что с того? Часть способностей парень зарыл в землю, а другой частью пользовался не по прямому назначению. Младенец, увидевший свет на стыке исторических плит, должен был стать генератором новых идей, но выродился в потребителя, усевшегося на шею богатой матери. В свои семнадцать лет этот бездельник с философским складом ума даже не подозревал о том, что его менее одарённые друзья продвинулись в постижении мира гораздо дальше, чем он, так как познали радость труда. Магуров, конечно, тоже за всю свою жизнь не ударил палец о палец, но он хотя бы завидовал Молотобойцеву, Женечкину, Волоколамову и Левандовскому, когда они с гордостью рассказывали о своих рабочих успехах. Да, Яша хотя бы завидовал, а Артём не понимал, совсем не понимал, почему при воспоминаниях о самостоятельном труде в глазах его друзей зажигаются светлячки.
Например, Вася при случае обязательно хвалился тем, что солонина и компоты, которыми он потчует гостей, помнят его руки с тех самых пор, как были ещё семенами и саженцами, когда он с деловым видом прохаживался по собственноручно вскопанному огороду в поисках удобного места для яблоньки или грядки под огурцы, словно мичуринец. «А сбор картофельного урожая, — делился с друзьями Молотобойцев, — я ни на что не променяю, потому что вся моя большая семья с шутками и прибаутками копается в земле рядом со мной. Мы с моими родителями и родственниками роем лунки, как дети, как прозревшие кроты, и счастливая улыбка не сходит с наших лиц, потому что наконец-то нам удалось собраться всем вместе. Великий осенний день, который кормит год, сплачивает нас не через пьяную болтовню праздничных застолий, а с помощью коллективного труда на земле, из которой мы вышли и в которую уйдём»… Леонид хвастал тем, как он четырнадцатилетним мальчишкой устроился на работу в строительную артель и за два месяца так напрактиковался в плотницком деле, что мог забивать гвоздь «сотку» с двух ударов… Алексей гордился тем, что в пятнадцатилетнем возрасте он несколько раз разгружал вагоны с солью, не уступая работавшим на его отца мужикам ни в силе, ни в выносливости… А Вовка нисколько не стеснялся признаться в том, что до поступления в институт он на протяжении двух лет помогал дворнику убирать территорию в родном посёлке, так как искренне считал, что чистота окружающей среды благотворно влияет на ауру человека.
Разве Бочкарёв мог понять своих друзей? Всю юность трутень с телом Аполлона занимался только тем, что спаривался с матками городского улья. Беспорядочные половые связи не довели его до добра. Артём пресытился. Любовные утехи истощили молодой организм, и после ночных оргий он стал болеть, как с похмелья. Апатия опочила на его лице. Глаза, в которые когда-то как в зеркало любила смотреться целомудренная красота Вселенной, ввалились. Кожа Бочкарёва приобрела жёлтый оттенок. Его мышцы одрябли.
На диване лежал изношенный трутень с лоснившейся от жира душой. Праздность, возведённая в абсолют, постепенно разъедала Бочкарёва. Он представлял собой страшный тип человека, который заполонил страну в самый неподходящий момент. Это был один из наших многочисленных Тарзанов, вырванных из джунглей и приставленных к позорным шестам увеселительных заведений для удовлетворения животного воображения похотливых дам. Женоподобный трутень, — он был начисто лишён жала, которое есть у всякой рабочей пчелы, добывающей свой хлеб в поте лица и охраняющей семью от посягательств недругов. Красную повязку дежурного получил человек, который в свои семнадцать лет не умел ни любить, ни ненавидеть.
Кто бы мог подумать, что Бочкарёву предстояло нанести сокрушительный удар по гнилой системе координат
— Так, значит… Ага… Понятно… Ясненько… Куда уж нам до вас? — мысленно анализировал Артём телевизионный репортаж. — В боях с немецко-фашистскими захватчиками Лёха потерял безымянный палец на левой руке. Замечательно. Теперь ему точно не грозит армия; он покажет ей fuck you соседним средним пальцем. А Магуров, если я правильно понял, подарил часть своей полноты шанхайской худобе. Нормалёк. На вскидку с него слетело килограммов, эдак, пятнадцать. У обоих, как я смотрю, всё получилось. Великолепно. Да, просто отлично, если не брать во внимание тот факт, что пацаны нарушили договор. Левандовский не имел права помогать Магурову на его участке. Когда все дежурные соберутся в стенах общежития «Надежда», чтобы обсудить итоги проведённой работы, я буду настаивать на том, что Яха и Лёха дискредитировали алую повязку. Мы проведём открытое голосование. Даю голову на отсечение, что решением большинства членов тайного общества проштрафившиеся пацаны будут изгнаны из наших рядов. Вдобавок Магуров рассекретил нашу деятельность, прилюдно озвучив название подпольной организации. У меня есть неоспоримое доказательство, которое зафиксировала плёнка. Он крикнул на площади: «На колени, Лёха!.. Все дежурные по стране — на колени!». Благодаря Магурову, мы перестали быть тайными агентами миллениума. Яша сдал нас, хотя должен был молчать, как партизан. Теперь он не достоин своего деда, погибшего в лесах Белоруссии. Магуров слил информацию. Он подставил нас всех под удар. Можно подумать, что Яша не знает о том, что «нет пророка в своём Отечестве», что власть, прессу и толпу интересуют только наши ошибки, которые мы по молодости и горячности обязательно допустим. Знает, прекрасно знает. Если у нас всё будет складываться удачно, то город не крикнет «браво», не вызовет нас на бис, а ограничится жидкими аплодисментами. Но стоит нам оступиться, как начнётся такая травля, развернётся такая кампания против дежурных, что ни у кого не останется никаких сомнений в том, что мы продали свои души чёрту. «Пособники дьявола», «Прислужники сатаны», «Посланцы ада», «Перевёртыши из преисподней» — вот приблизительные заголовки, под которыми члены тайного общества будут фигурировать в прессе. О, я даже нисколько не удивлюсь, если заведётся «дело дежурных», как когда-то «дело врачей». Россия любит пожирать и проклятых негодников, и святых угодников, чтобы постоянно расти и ширится на разнообразной пище. Всё путём. Громадной стране — богатое меню. Не может же государство поглощать одних только ползучих гадов; они питательные, но противные. Чтобы перебить неприятный вкус во рту, Россия привыкла заказывать на десерт воздушные пирожные из числа своих лучших людей, которым лакомка обещает посмертную славу после того, как её желудок перестанет бурлить от голода. Ну, погоди, проглотка. Я тебе так легко не дамся. Не по зубам тебе Бочкарёв, провалявшийся на обломовском диване двадцать шесть дней, отведённых ему на то, чтобы из порядочных сук сделать порядочных женщин. Я не состою в родстве ни с гениями, ни со злодеями, которыми ты так любишь закусывать. Такого блюда, как я, нет в твоём рационе. Я даже не обыватель. Я лучше. Я — Никто.
Злорадный смех наполнил комнату. Бочкарёв закричал:
— Никто! Ха-ха-ха! И зовут меня Никак! Ха-ха-ха! У меня нет тени! Ха-ха-ха! Мой голос не отзовётся эхом в лесу! Ха-ха-ха! Меня нельзя любить, потому что я не сделал ничего хорошего! Ха-ха-ха! Меня невозможно ненавидеть, потому что я не сделал ничего плохого! Ха-ха-ха! Я вообще ничего не сделал! Ха-ха-ха! Я прозрачен, как невидимка! Ха-ха-ха! Никто из вас не знает, на что способен Никто! В три дня уложусь! Один сработаю!
Бочкарёв скатился с дивана. Упав на пол, Артём лежал без движения до той поры, пока стали невыносимы мысли о том, что в школьные годы из-за надуманных недугов он лишил себя такого поистине здорового счастья, как уроки физкультуры. Прокляв врачебную справку, которая в школьном обиходе зовётся освобождением, Бочкарёв принял упор лёжа. Без видимых усилий Артём отжался сто раз. Не удовлетворившись отличным результатом, он продолжил силовое упражнение, пока не довёл цифру отжиманий до ста пятидесяти.
Сверхчеловек, поднявшийся с пола, подозвал кота, взял его на руки и произнёс:
— Дымок, тебе придётся меня выслушать. Твоя задача — мурлыкать от удовольствия, потому что мой рассказ того стоит. Ты, наверное, сейчас думаешь, что слова человека обязательно должны подкрепляться делом? Дым, ты действительно учёный кот. Обещаю, что натру на ладони мозоль, гладя твою спину во время рассказа, который имеет прямое отношение к моей миссии.
— Мур-р-р, — завёлся кот от руки, опустившейся ему на голову.
— Я рад тому, что ты являешься молчаливой тварью, не владеющей инструментом под названием язык. Люди любят выдавать чужие тайны, а ты любишь сметану. Люби сметану, Дым. Она полезна для здоровья. Несмотря на то, что кошачий лексикон ограничивается двумя словами, на эти «мур» и «мяу» я полагаюсь всё же больше, нежели на богатый словарный запас некоторых знакомых мне болтунов. Дымок, ты не сдашь своего хозяина даже в том случае, если тебя будут пытать на дыбе. Я прав?
— Мур-р-р, — немедля согласился кот, чтобы хозяину не пришло в голову прервать поглаживания.