Дежурный по городу слушает
Шрифт:
С Владимиром летели только Логинов и Русаков.
…Вот так прошлым летом летели они из отпуска: Владимир, Таня и Николай. С этим отпуском вообще вышла целая эпопея. Они уже предвкушали, как вместе проведут его (Николай надеялся, что сможет перевезти и Нину), как будут валяться на горячем пляже, купаться в теплом море (а в Москве в те дни дождило), как поедут на Риду. Ни Владимиру, ни Николаю на Кавказском побережье бывать раньше не приходилось. И вдруг начальник заявил, что одновременно того и другого не отпустят. Начальник был прав. Но они тогда очень сердились
Владимир и Таня уехали. Это было для них словно свадебное путешествие. Они просто опьянели от счастья. Они с такой жадностью набросились на этот отдых, как будто он был последним в их жизни.
Вставали в семь; купались, лежали на солнце часа по три-четыре; заплывали так, что берег чуть не пропадал из виду; по вечерам, взявшись за руки, уходили бродить по горным дорогам и где-нибудь на пустынном склоне, оглянувшись — нет ли кого поблизости, — целовались (как будто не могли этого делать хоть целый день в своей комнате, где жили вдвоем).
— Почему, — в недоумении спрашивала мужа Таня, лежа на пляже ранним утром под порывами легкого ветерка, — почему в таком мире, где так здорово, где только и веселись, есть люди, которые убивают, воруют, насилуют? Ну чего Им не хватает, работали бы себе, что времени, что ли, для отдыха мало? А то нет, пьют, дерутся, грабят. Наворует и что? В Сочи, что ли, поедет? Нет. Прячется небось, как зверь в норе, каждого стука боится, полжизни в тюрьме проводит. Ты знаешь, Володя, мне кажется, надо упразднить судебно-психиатрическую экспертизу, — закончила она свою речь несколько неожиданно.
— Почему? — удивился Владимир.
— А потому что самый факт, что какой-то человек в нашей стране — на Западе я не говорю, но в Советской стране — совершает преступление, уже свидетельствует о его психической ненормальности. — И Таня победно посмотрела на Владимира, очень довольная своей идеей.
Владимир рассмеялся:
— Прекрасная теория! Правда, был еще такой Ламброзо, высказывавший сходные мысли, но по сравнению с тобой у него все, конечно, примитивно. Да, надо будет внести предложение: как поймаем преступника, так его в больницу. Полежит-полежит, а потом в санаторий. А?
— Ну хорошо, — в азарте спора Таня даже села, — а зачем тогда воруют? Чего им не хватает? Я уверена, что, если бы любой вор употребил все то время, что он проводит в тюрьме, например… — Таня на мгновение задумалась, — например, на учение, на научную работу, он уже давно стал бы профессором и зарабатывал в десять раз больше, чем своим воровством.
— Замечательно! — Владимир хохотал теперь уже во все горло. — Создать университет из жуликов. Можно даже академию наук! Кончает парень школу, и ему вопрос: кем хотите быть — вором или доктором философии? Если вором, твердого заработка не гарантируем! Нет, Танька, тебе самой на эту тему надо защитить диссертацию. — Он стал серьезным. — К сожалению, тут другие причины. Ты права, у нас социальный строй такой, что преступность порождать не может…
— А откуда же она?
—
Таня вскочила. Она содрала с Владимира купальную шапочку, которую он только что надел, и побежала к морю.
— Есть еще причина! Забывчивость мужей! Забыл вторую купить! Теперь краду твою!.. — закричала она, бросаясь навстречу шумной, лохматой волне.
Выходить на работу Владимир должен был в понедельник. Чтобы выкроить еще один день, решили возвращаться не поездом, а лететь в воскресенье самым поздним самолетом. Подумаешь, в Москве ночь не поспать!
И вдруг в пятницу, ни о чем не предупредив, как снег на голову свалился Николай. Он явился на пляж, когда Таня с Владимиром только возвратились после очередного дальнего заплыва. Они увидели его еще в километре от берега. Он стоял посреди пляжа, сияя молочной белизной тела и огненной шевелюрой («Как маяк, — говорила потом Таня, — знаешь, такая побеленная длинная башня, а наверху огонь горит»), и махал им рукой.
Оказалось, что Николай имел два дня отгула и вот на пятницу, субботу и воскресенье прилетел.
Он сразу же обгорел на солнце и стал похож на вареного рака, схватил такси и за один день объехал «чуть не все, как выразилась Таня, достопримечательные места Черноморского побережья Кавказа».
— Ах, как здорово! — шумно восхищался Николай. — Ах, как чудесно! Теперь каждый отпуск сюда! Каждый выходной! Каждый обеденный перерыв!
Обратно достать билеты рядом не удалось. Владимир с Таней, заказавшие их давно, сидели в четвертом ряду, Николай, доставший билеты в последний момент, — в хвосте самолета.
Когда вылетели, была ясная, звездная ночь, но по дороге машина попала в грозу.
За окнами — сплошной мрак. То и дело с невероятным грохотом, слышным в салоне, ночь вспарывала совсем близкая ветвистая, ослепительно белая молния. Машина кренилась то вправо, то влево, то задиралась носом кверху, то куда-то пропаливалась.
Стюардесса с вымученной улыбкой, держась за багажные сетки, ходила вдоль прохода. Раза два в салон заглядывали озабоченные летчики.
Таня сидела бледная. Ее потемневшие глаза были широко раскрыты, пальцы судорожно вцепились в Володин рукав. Иногда она искоса поглядывала на него и, видя спокойное лицо мужа, его ободряющую улыбку, сама жалко и мимолетно улыбалась.
Тане было очень страшно. Однако при мысли, что Владимир рядом, она на мгновение успокаивалась — с ним она не боялась ничего. Но тут гремел гром, молния превращала за секунду до этого черные овалы окон в снежные листы бумаги, и Таня еще сильней цеплялась за рукав мужа.
Неожиданно, раскачиваясь, как плохой матрос во время шторма, к ним подошел Николай.
— Лететь осталось недолго. Мне нужно рассказать Володьке одну важную штуку. В Сочи-то забыл. Дело срочное, а то опять забуду. Давай, Танька, поменяемся местами. Мне ненадолго.