Диалоги кармелиток

Бернанос Жорж

Капеллан. Милые дети мои, то, что я должен вам сказать, для некоторых из вас уже не тайна, а остальных не удивит. Мне запрещено исполнять свои обязанности и оставаться здесь. Месса, которую я сейчас отслужил,— последняя. Дарохранительница пуста. Я повторяю сегодня жесты, а может быть, и слова наших первых отцов-христиан, наших от­цов во Христе, цри каждом новом гонении. Вы знаете, что в мирских делах, когда всякая надежда на примирение утрачена, последним при­бежищем становится сила. Но наша мудрость не от мира сего. В делах Божиих последнее прибежище — жертвоприношение душ, посвященных Богу. Во все времена Господь неизменно зовет их к себе, но ныне Он словно зовет

их по именам. День сей — великий день для Кармеля. Про­щайте, благословляю вас. Воспоем вместе хвалу Кресту. (Уходя, он за­дувает свечу в алтаре и оставляет дверцу дарохранительницы откры­той.)

Сцена XIII

Приемная. Бланш и капеллан по разные стороны решетки.

Бланш. Как вы будете жить?

Капеллан. Так же, как и сейчас,— изгнанником.

Бланш. Они говорят «вне Закона».

Капеллан. Бедное дитя мое, рыба не может жить вне воды, но христианин отлично может жить вне закона. Что охранял для нас закон? Наше имущество и нашу жизнь: Имущество, от которого мы отказались, жизнь, которая отныне принадлежит одному лишь Богу... Иначе говоря, закон не слишком-то и был нам нужен.

Бланш. Но если верить слухам, они убьют вас, если вас узнают.

Капеллан. Может быть,'они меня и не узнают.

Бланш. Вы переоденетесь?

Капеллан. Да. Такой мы получили приказ. Дорогая сестра Бланш, у вас слишком пылкое воображение. У тех несчастных, что нас преследуют, больше злобы, чем хитрости. Вполне возможно, что я отделаюсь просто какими-то мерами предосторожности, к которым быстро привыкну, и вы тоже.

Бланш. Мы тоже? Вы нас не покидаете?.

Капеллан. Нет, дитя мое. Успокойтесь. Я останусь неподалеку и буду приходить сюда как можно чаще. Это надо будет наладить, и мы обо всем условимся, мать Мария от Воплощения и я.

Молчание.

Бланш. О, что должна подумать обо мне мать Мария? Я вовсе недостойна ее доброты.

Капеллан. Мы всегда недостойны того, что нам дается, дитя мое, ибо все дары — только от Господа. Живите в мире. Я не нарушу тайны, если скажу, что по смерти нашей преподобной настоятельницы милосердие матери Марии осеняет вас — obumbrabit tibi — как сказано в псалме [11] , упование ваше будет под ее крылами — sub pennis ejus sperabis. Я знаю, что мать Мария решилась отвечать за вас перед Богом.

11

Святая Тереза Авильская (1515—-1582) — испанская монахиня и религиозная писатель­ница, реформировавшая орден кармельской Богоматери в женской его части.

Сцена XIV

Расставцшсь с ним, Бланш бежит кМарии от Воплощения.

Бланш. О мать Мария, это правда, вы действительно решились отвечать за меня перед Богом?

Мать Мария. Как вы можете так говорить? Каждый отвечает за себя, дочь моя. Но это правда, что преподобная мать настоятельница, умирая, поручила вас мне.

Бланш. Я для вас тяжкая ноша.

Мать Мария. И легкая в то же время. Ребенок никогда не бывает тяжкой ношей, но он требует много забот.

Бланш. Мне кажется, я больше не буду вам их доставлять. Мне так спокойно подле вас, матушка!

Мать Мария. Полагайтесь во всем только на Бога, дитя мое.

Сцена XV

В саду. Монахини собирают урожай. Констанция сидит на дереве и ест сливы.

Сестра Матильда. Тревога не отбивает у вас аппетита, сестра Констанция. Но так моя корзинка никогда не наполнится.

Сестра Констанция. Зачем нам такие запасы? Может быть, мы умрем раньше, чем эти сливы испортятся.

Сестра Матильда. А вдруг мы совсем и не умрем? У меня нет большого желания умирать, сестра Констанция!

Сестра Констанция. У меня тоже! Но если мы отдаем на волю Божию нашу жизнь и смерть, к чему заботиться о пропитании? У нас никогда больше не будет такой возможности полакомиться!

Сестра' Матильда. Какой странный способ готовиться к му­ченичеству!

Сестра Констанция. О простите, сестра Матильда. В часовне, за работой, в час молчания я могу готовиться к этому иначе. А такой способ хорош для рекреации. Может быть, они оба годятся, почему бы нет? И потом, ведь дело мучеников — не есть, а отдавать себя на съедение.

Сцена XVI

Келья настоятельницы. Настоятельница показывает Марии от Воплощения декрет, запрещающий принесение монашеских обетов.

Настоятельница сидит. Мария от Воплощения читает декрет стоя.

Мать Мария. Нельзя поверить, чтобы правительство поставило себя в такое глупое положение, запрещая обеты!

Настоятельница. Поверим мы или нет, декрет, как видите, состав­лен достаточно ясно.

Мать Мария. Ваше Преподобие решили ему подчиниться?

Настоятельница. Да.

Мать Мария. Значит, сестра Констанция и сестра Бланш не смогут...

Настоятельница. Именно так.

Молчание.

Мать Мария. Ваше Преподобие подумали о том, что мадемуазель де Лафорс таким образом лишается утешения и поддержки, столь ей необходимых? . . ,

Настоятельница. Я подумала об этом. Я не могу рисковать безопасностью всех моих дочерей ради мадемуазель де Лафорс.

Мать Мария. Быть может, это не ради мадемуазель де Лафорс, но ради последней воли покойной и ради чести нашей Общины.

Настоятельница. Слабость одной из нас— это всего лишь ис­пытание и унижение. Мать Мария, я не хочу произносить ненужных слов, но вы говорите о чести так, словно бы мы не отказались давным-давно от мирской славы. Вы отлично знаете, что дочери Кармеля следуют за Гос­подом своим в стыд и бесчестье Его Страстей.

Мать Мария. Но, разве не должны они сперва разделить одиночест­во и страх Его последней ночи? Разве не будет ужасным несчастьем для нас всех, если дрогнет как раз та из нас, кто носит имя Пресвятой Смертной Муки? В битве честь нести знамя принадлежит храбрейшим, Мне кажется, будто Господь пожелал отдать наше знамя в руки самой слабой и, быть может, самой несчастной из нас. Не правда ли, это как знамение небес?