Диана де Пуатье
Шрифт:
Возвышение коннетабля принесло немалые выгоды целой веренице родственных ему знатных дворян: в том числе его родным племянникам кардиналу Одэ де Шатийону, Гаспару де Колиньи, в то время — генерал-полковнику от инфантерии, и младшему Франсуа д’Андело, а также и другим племянникам — со стороны супруги: графу Танду, губернатору и адмиралу Прованса, и графу де Виллару, военачальнику при губернаторе Лангедока. Сестры коннетабля вышли замуж: одна — за графа де Бриенна из Люксембургского дома, вторая — за Рене де Батарне, графа де Бушажа, родственника Дианы де Пуатье, с которым та постоянно вела те или иные дела [394] .
394
Там же. стр. 25–26.
Новый поток милостей основывался как на старой дружбе и братстве по оружию, связывавших коннетабля с Генрихом II, так и на теплых отношениях, которые он сумел установить с королевской семьей. По примеру Дианы Монморанси бдительно следил за благополучием королевских детей. Такая преданность обернулась тем, что в 1554 году коннетабля вместе с кардиналом Лотарингским избрали крестным отцом восьмого сына короля, Франсуа-Эркюля д’Алансона. Его переписка с гувернером и гувернанткой детей в точности совпадает с корреспонденцией герцогини де Валентинуа [395] . Как в свое время он давал Екатерине советы насчет снадобий от бесплодия, так теперь Монморанси рекомендовал способы лечения краснухи мадам Елизаветы и насморка дофина. Его рассуждения насчет смены кормилицы или медицинские рекомендации чередовались с назиданиями: впрочем, коннетабль имел немалый опыт отцовства, поскольку
395
См. анализ, который приводится в кн: F. Decrue, ук. соч., стр. 29–31.
Венецианский посол Лоренцо Контарини в конце своего трехлетнего пребывания во Франции набросал портреты важнейших персон двора [396] .
«Генрих II, — писал он, — которому сейчас 32 года и восемь или девять месяцев, — высок ростом и в меру толст, а волосом черен. У него красивый лоб, живые черные глаза, крупный нос, рот ничем не примечательный и борода клинышком длиной не более двух пальцев. Купно сие являет собою весьма представительный облик и дышит спокойным величием. Сложения он могучего, а потому — большой любитель телесных упражнений […]. Короля отличает столь явная природная доброта, что в сем отношении с ним невозможно сравнить ни одного принца, даже если поискать такового во временах крайне отдаленных. Король жаждет добра, много над ним трудится и никому не отказывает в аудиенции. Во время трапезы ему постоянно рассказывают о личных делах, государь же выслушивает всех и на все отвечает самым куртуазным манером. Никто не видит его во гневе, разве что иногда во время охоты, когда приключится нечто досадное, да и то король не употребляет грубых слов. А потому можно сказать, что благодаря своему характеру он и впрямь очень любим […].
Отличается он и определенной воздержанностью, ибо в том, что касаемо до наслаждений плоти, коли мы сравним нынешнего монарха с покойным его отцом или некоторыми другими ныне усопшими владыками, то с твердостию заявим, что Генрих II весьма целомудрен и вдобавок обставляет свои дела так, чтобы никто не мог болтать лишнего, — достоинство, коим никак не отличался король Франциск. Впрочем, и двор, который был тогда одним из самых беспутных, ныне довольно-таки благопристоен […].
Его Величество ест и пьет очень умеренно… Еще он слывет гораздо менее щедрым и блестящим монархом, чем был его отец, — возможно сие проистекает оттого, что Генрих II дарует многое немногим. Так единым махом он предоставил герцогине де Валентинуа право надзора за всеми должностями королевства, получаемыми от нового короля за определенную плату, благодаря чему она извлекла 100 тысяч экю прибыли, а то и больше. Также и месье де Гизу, коннетаблю и маршалу де Сент-Андре король отписал две церковные десятины, приносящие 800 тысяч франков […].
Его Величество жаждет расширить свои земли… Надо сказать, что многочисленность потомства порождает честолюбивые мечты о новых завоеваниях, дабы каждому оставить великий удел, не урезав владений Короны, в противном случае при обычном порядке наследования сии вельможи стали бы довольно бедными сеньорами […].
Не пренебрегает король и религиозным долгом, ежедневно посещает мессу, в праздники присутствует на вечерней службе и в определенное время года участвует в процессиях, и каждый из основных праздников приносит пожертвования, всякий раз с бесконечным терпением и преданностью прикасаясь к бесчисленным больным, страдающим золотухой, которые уверяют, будто одно прикосновение короля дарует им исцеление […]. Король обладает природным умом и обширной памятью. Он прекрасно говорит по-французски, по-итальянски и по-испански, однако не слишком великий грамотей и разве что умеет читать и писать […].
Король-отец при жизни не очень его любил и не только не приобщал к тонкостям управления государством, но и в тайный совет не приглашал, так что четыре года назад Генрих II получил трон, с позволения сказать, не имея никакого надлежащего понятия о том, как управлять столь обширным королевством. А потому король полностью доверился коннетаблю, который и делал, и делает все.
Коннетабль, вне всяких сомнений, для того чтобы удержаться на подобной высоте, старается не давать королю повода чрезмерно вникать в дела управления [397] , паче того, обращается с ним в столь своеобразной манере, что в результате монарх не слишком уверен в своих способностях. А потому доселе в обычае (коннетабль установил его сразу), чтобы послы, желающие побеседовать с королем, прежде шли к его министру и объясняли бы, с какой целью просят аудиенции. После чего оный коннетабль отправляется к Его Величеству, излагает тему беседы и подсказывает, что надобно отвечать. Министру явно желательно таким образом держать короля как бы под опекою, чего ради он побуждает монарха к постоянным телесным экзерсисам, уверяя, будто сие помешает ему не в меру растолстеть, чего король сильно опасается. Тем не менее видно, как день ото дня Генрих II все более стремится действовать по собственному почину».
396
Ср.: «Relazioni degli ambasciatori veneti al Senato»,ук. соч., s'erie 1, vol. IV, стр. 60–65: портрет короля. См. частичный перевод этого текста в кн.: A. Baschet «La Diplomatie v'enitienne. Les princes de l’ Europe au XVI si`ecle»,ук. соч., стр. 434–441.
397
«Relazioni […]»,ук. соч., стр. 72–77. Этот портрет, так же, как и последующие, сопровождается перечислением основных событий, в которых были замешаны данные персонажи. Посол считает, что Екатерина Медичи некрасива, но мудра и осторожна: она будет способна управлять королевством, несмотря на то, что с ней не так считаются и не настолько уважают, как она того заслуживает, по причине неравенства ее королю и отсутствия у нее королевской крови. Вместе с тем все, и в особенности король, любят ее за ум и доброту. Она тратит 200 тысяч экю ренты, положенной ей ежегодно, на благо собственного двора. Благодаря благосклонности короля Франциска ей удалось избежать угрозы развода в течение девяти лет, когда она оставалась бесплодной.
Далее следовали портреты королевы Екатерины, дофина, принцессы Маргариты, важнейших сановников государства — коннетабля и кардинала Лотарингского, герцога де Гиза и маршала Сент-Андре и наконец — Дианы.
«Но более всех король, несомненно, любит и предпочитает мадам де Валентинуа [398] . Эта женщина пятидесяти двух лет, некогда супруга великого сенешаля Нормандии и внучка господина Сен-Валье, которая, оставшись молодой и красивой вдовой, была любима и ценима королем Франциском I и. по общему мнению, многими другими. Затем оная перешла в руки нынешнего короля еще в те дни, когда тот был дофином. Он очень ее любил и любит до сих пор, так что, хотя мадам де Валентинуа сейчас уже в возрасте, она остается его любовницей. Правда, несмотря на то, что она никогда не употребляла румян, а, быть может, благодаря тщательному уходу, дама сия отнюдь не выглядит на свои годы. Она очень умна и всегда была вдохновительницей короля, а в те времена, когда тот был еще дофином, помогала ему и из своего кошелька. Его Величество сохранил с тех пор огромную признательность и в первые же дни своего царствования сделал ее герцогиней де Валентинуа, даровал все, о чем я уже упоминал, и продолжает осыпать подарками, а паче того, неизменно поступает так, как ей желательно. Герцогиня — в курсе всех дел, и каждый день, обычно после обеда, король идет к ней и проводит часа полтора в беседе, делясь всем, что случилось за день».
398
Там
Посол придерживался мнения, что, несмотря на внешнее соблюдение конвенансов, соперничество между коннетаблем и Дианой отнюдь не угасло.
«Некоторое время при дворе гадали, к кому король наиболее привязан, к коннетаблю или к мадам де Валентинуа [399] . Но теперь по множеству признаков стало ясно, что дама более любима, с той сдержанностью и почтением, которые рождает лишь глубокая душевная привязанность, а потому расположение короля к коннетаблю может подчиняться тому обстоятельству, что Его Величество в оном нуждается, в то время как его чувство к герцогине не может иметь иного источника, нежели истинная любовь.
Я говорю об этом потому, что, к величайшему неудовольствию короля, две эти особы, коннетабль и мадам де Валентинуа, — заклятые враги. Эта вражда длится уже три года, но открыто разразилась лишь в прошлом году, когда госпожа герцогиня проведала, что коннетабль затеял интригу с целью отвратить от нее короля, возбудив в последнем страсть к гувернантке юной королевы Шотландии, красивой молодой женщине. И дело зашло столь далеко, что означенная гувернантка стараниями короля забеременела. Герцогиня весьма досадовала на это обстоятельство.
Королю пришлось многократно просить прощения, а мадам де Валентинуа и коннетабль долгое время вовсе не разговаривали друг с другом. Наконец, уступив настояниям короля, они внешне заключили мир, но подспудно их взаимная ненависть как никогда велика, и при дворе существуют как бы две фракции. Тот, кто приближается к одной из них, заранее знает, что с противной стороны навлечет на себя лишь враждебность. А поскольку коннетабль не слишком любим при дворе, едва ли не все знатные вельможи собираются под знаменами герцогини, в том числе и дом Гизов, как из-за того, что месье д’Омаль — зять мадам де Валентинуа, так и в силу того обстоятельства, что кардинал жаждет править единолично».
399
«Relazioni […]»,ук. соч., стр. 78–79; A. Baschet, ук. соч., стр. 440–441.
И более позднее свидетельство другого посла, Джованни Капелло, преемника Лоренцо Контарини с 1551 по 1554 год, дает нам совпадающие сведения [400] .
«Что до распорядка дня Его Величества, то он как нельзя более разумен: король совершает лишь полезные и благородные дела. Летом он встает на заре, а зимой — как только рассветет. День он начинает с набожной молитвы, потом отправляется на тайный совет, именуемый „узким“, куда входят г-н коннетабль, монсеньор де Гиз, месье де Вандом и великий маршал. Там обсуждаются вопросы войны и мира, вооружения, войск, довольствия — словом, все, что имеет касательство к управлению королевством. С совета король идет слушать мессу, после чего обедает, однако без особого аппетита: кажется, он целиком погружен в свои мысли.
После обеда заседает менее тайный совет, на котором король присутствует довольно редко, но поименованные выше советники пребывают там в полном составе, и здесь речь идет о законах, правосудии, а также иных подобных делах. А король предается изучению литературы, ибо прекрасно знает, что для принца оная может оказаться полезнее и почетнее любой другой вещи в мире. Потом король садится на лошадь как для того, чтобы освежить голову, так и ради тренировки телесной. Он любит охоту, особенно погоню за оленем, и выезжает на нее два раза в неделю. Все развлечения Его Величества весьма благопристойны, разве что, предаваясь запретным удовольствиям, он умеет весьма ловко скрываться.
Королю 36 лет. Ростом он высок и хорошо сложен, лицом красив и приятен, цвет кожи имеет несколько смугловатый. Манеры его весьма любезны. Государь мягок и куртуазен в обращении и благоволит беседовать с любым человеком, пусть самого скромного звания».
400
Ср. итальянский текст и перевод в «Relations des ambassadeurs […]»,ук. соч., стр. 366–385. См. также кн. A. Baschet, ук. соч., стр. 441–442, портрет короля, и стр. 442–445, первая аудиенция посла, затем 12 ноября 1551 года — королевская партия в лапту (рассказ племянника посла Капелло).
Дополняя рапорт своего дяди, племянник посла оставил в письме и другое, очень ценное свидетельство:
«Нас проводили в зал, где Его Величество имеет обыкновение вкушать трапезу во дворце, называемом Лувр и стоящем над Сеной. Его Величество стоял у окна, облаченный в богатый камзол из черного узорчатого шелка, отделанного бархатом и прекраснейшими украшениями. Поверх него — белая кожаная перевязь с вышитыми на ней золотыми полумесяцами, перекрещенными таким образом, чтобы походить на двойную букву „D“, с которой начинается имя герцогини де Валентинуа. А в сплетении сих букв проглядывает и заглавная „Н“, первая буква имени Его Величества — весьма откровенный намек на чувства, испытываемые королем к этой даме, ибо как два полумесяца пребывают в тесном объятии и скреплены перекладинами двух „D“, так и души обоих любовников нерасторжимо связаны взаимной привязанностью. Швейцарцы и королевская стража одеты в одинаковые ливреи с серебряным полумесяцем на груди и на спине, над которым вышит девиз „Donee totum impleat orbem“ [401] ».
401
A. Baschet, ук. соч., стр. 443.
Эта смелость в признании своей любви столь же замечательна, сколь и постоянство, с каким король о ней заявляет. Отныне публичные почести, воздаваемые любовнице, стали частью придворного ритуала. Король любил красоваться в спортивных состязаниях на глазах у своей дамы. Послушаем, как племянник посла рассказывает о партии в мяч, разыгранной королем 12 ноября [402] : «Он был с ног до головы облачен в белое, начиная с белых сапожек и кончая соломенной шляпой, впрочем, весьма красивой. Играл он в одном колете, без камзола. Его Величество отличается прекрасным ростом. Возможно, он немного тяжеловат, но в общем хорошо сложен. Наблюдая за ним во время игры, трудно вообразить, что это король, ибо он не требует соблюдения каких-либо церемоний и этикета по отношению к своей особе, разве что, когда ему надо пройти под веревкой, последнюю приподнимают, да использует по одному мячу на ракетку. В остальном никто не догадался бы, что это играет король. Обсуждаются даже его ошибки, и я не раз видел, как Его Величество признавали неправым. Прийти смотреть игру может любой. В тот день месье де Гиз, уж не знаю каким образом, упустил мяч, и тот, попав в лицо, рассек ему губу. Означенный месье де Гиз тотчас удалился в свои апартаменты, и Его Величество прекратил игру. Все это не имело никаких последствий».
402
Там же, стр. 444–445.
С высоких галерей наблюдали за игрой в мяч дамы. Они же присутствовали при выездах и возвращениях с охоты, если сами не принимали в ней участия, как по-прежнему поступала Диана, невзирая на возможность упасть с лошади и прочие опасности, подстерегающие охотника в лесу. Но для обсуждения государственных дел герцогиня предпочитала дождаться момента, когда король придет в ее комнату. Она также передавала монарху все слухи и мнения, собранные «союзниками» и родичами. Сообщала Диана и новости о королевских детях. Вполне доверяя своей власти над королем, Диана много путешествовала. Не раз навещала своих дочерей: так, ее можно было встретить в Валь-де-Луар, в Анжу, в Нормандии, равно как в Бри-Конт-Робер или Шато-Тьерри у зятя, Робера де Ла Марка.
Во время этих поездок Диана требовала, чтобы ей доставляли все счета и подробнейшие отчеты. Доходами с герцогства Валентинуа управлял совет законников, заседавший в Гренобле. В случае необходимости они обращались в парламент и Счетную палату, дабы ускорить завершение процессов по спорным делам.
Записки, посылаемые Диане, комментировались ею собственноручно и возвращались обратно с подробными указаниями [403] . Так, 1 мая 1550 года она приказала провести расследование на предмет поиска еретиков, проживающих на ее землях, особенно в городе Крест. Совет поспешил отправить к Диане г-на де Ла Менардьера с устным докладом. Последний отчитался о доходах с аренды и о точных размерах урожая. «Что до запасов зерна Мадам, их пересмотрели, заново взвесили и нашли, что от сбора прошедших лет оно имеет количество, приблизительно равное 2 тысячам 500 мешков всех видов зерна, которые решили не продавать, не уведомив предварительно Госпожу, так как можно рассчитывать, что цена упомянутого зерна возрастет как благодаря торговле с чужеземцами, так и вследствие того, что сбор в нынешнем году весьма невелик».
403
См.: J. d’Orliac, ук. соч., стр. 171–174.