Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
– Сперва я думала, что это ты напустил на меня наваждение.
– Чтобы подвести тебя под искаженный гейс? Ну, это уж совсем несерьезно.
– Отправил же ты меня в город, где я неминуемо должна была попасть под твой прощальный гейс!
– Хотя ты и умная женщина, но тут я вижу ту самую женскую логику из ваших анекдотов, – усмехнулся Фердиад. – В первом случае я хотел, чтобы ты в поисках любви вернулась ко мне. Ну, частично ты права…
Дара вздохнула. Фердиад полагал, если его рука безнаказанно опустится чуть ниже, то это будет с ее стороны знаком прощения… Но
– А во втором случае чего я хотел? Чтобы ты примчалась ко мне избавляться от любви? Или просить, чтобы я опять исказил гейс? Зная, что это искажение – в пользу Диармайда? У тебя концы с концами не сошлись.
– Да, я и сама это поняла. Потом.
– Тогда вернемся к духу Диармайда. Ты плохо представляешь себе Другой Мир. Для тебя Этот Мир и Другой Мир – как две комнаты, между которыми несколько дверей.
Свободной рукой сид принялся чертить на столе, и его ноготь оставлял светлые, медленно тающие линии. Он изобразил два прямоугольника, большой и маленький, причем маленький был Этим Миром, и указал места проходов.
– Можно войти в ту дверь, а выйти в эту. Можно проникнуть путем, которым тебя провела Эмер, а выбраться наружу как-то еще, – палец гулял из прямоугольника в прямоугольник. – Но с комнатой я сравнил бы только Этот Мир. Другой гораздо сложнее, он многослоен, и я не знаю всех его закоулков. Вы говорите «Другой Мир», и это звучит просто и понятно. Мы называли его «Тир Тайнгире», это даже по звукам куда более соответствует…
Палец стал окружать простенькую схему сложными фигурами, иные из которых примыкали только к «Другому Миру», иные – к обоим, но проходов не обозначал.
– В каком-то слое, назовем его ноосферой Другого Мира, допустим, вот здесь, возникают и исчезают те сны, которые видит дух Диармайда. Ты нечаянно нашла способ подключаться к этому слою. Странно, однако ничего невозможного тут нет. Главное – осторожность. Когда имеешь дело с Другом миром, лучше не увлекаться… как старая Буи хотя бы…
– А что сделала старая Буи?
– Ничего – поселилась в башне. Но эта башня, Дара, – она сама. Такое умом не понять. То, что тебя встретила седая старуха, – иллюзия, наваждение. Сон башни, если угодно. Тюрьма для духа Диармайда – вот что такое теперь сида Ротниам, дочь Умала Урскатаха, которая в Этот Мир являлась рыжеволосой. Вот на что способна потерявшая чувство меры любовь.
– Так куда же меня отправила Эмер, если я угодила в сон квадратной башни? И не слишком ли много математики в твоих построениях, Фердиад?
– Без нее тоже нельзя, – заметил сид. – Но если ты устала от рассуждений – бросим их. Не в них дело.
– Да нет уж, порассуждаем… Ты никогда не задумывался – куда это вдруг подевался Кано?
Фердиад резко повернулся к ней. Ага, подумала Дара, он не смог дотянуться до Кано!
– Хороший вопрос, правда? – продолжала она. – Нетрудно ответить. Кано уплыл в Другой Мир, и когда он входил в море – он был в собственной своей плоти. Не дух его, а он сам уплыл морем Другого Мира. А в этом мире его плоти больше нет.
– Откуда взялось море? – недоверчиво спросил Фердиад.
– Пришло. И знаешь что? Те, кто не знал, что пришло море, ходили по дну и пускали петарды. А для тех, кто знал, что оно пришло, вода была мокрой, и в лодку, которую притащило течением, можно было забраться и сесть на корме.
– Какие петарды?
– Ой! – сказала Дара, поняв, что рассказывает одновременно о новогодней ночи и о той, когда она благословила в дорогу Кано.
– По-моему, ты слишком увлеклась играми с Тир Тайнгире и со всеми теми непонятными вещами, что к нему прилегают, – заметил Фердиад. – Ты уже сама не можешь отличить, где сон, где явь. Мне нужно было бы вмешаться раньше.
– Ты думаешь? – Дара вложила в вопрос все неуверенность, какую только удалось наскрести по сусекам.
– Сама посуди – на примере своего гейса. Сперва старая Буи в твоем присутствии исказила его. Допустим! Потом фантазия занесла тебя в непонятные сферы, и ты влюбилась в тень тени и отзвук сна. Допустим! Как же вышло, что твоя сила – при тебе? Или Буи Финд невольно тебя обманула, как это бывает с безумцами, или твоя любовь недействительна.
– Да, я тоже думала об этом, но, понимаешь, море…
– Дара!
– Что, милый?
Она, не вставая, извернулась и поцеловала его в гладкую щеку. Память губ и память ноздрей проснулись…
– Дара, я должен тебе помочь. И я помогу тебе. Ты запуталась. Доверься мне! Я вытащу тебя из этой трясины. Ты заигралась – и Другой Мир проучил тебя, понимаешь? Хорошо еще, что я не опоздал, – взволнованно, настолько горячо, насколько страсть вообще доступна сиду, заговорил Фердиад. – Доверься мне – и я все сделаю сам, ты только доверься!
– Ты хочешь убрать из моей жизни и из моей памяти Диармайда? – тут Дара сделала такой жалобный голосок, какого у нее даже и в детстве не бывало.
– И хочу, и уберу. Пусть его дух спит в башне Буи, а плоть слоняется где угодно, это теперь не твоя забота.
– Хотела бы я знать, что это за история с его плотью. Он что – бессмертен? Или память передается из поколения в поколение? Буи сказала, что она от глотка крови родила дитя…
– Сиды редко сходят с ума, но сумасшедший сид всем человеческим безумцам сто очков форы даст. В ее бедной голове перемешались приемы древней магии, осиротевшие возлюбленные из всех преданий, сколько их накопилось в мире, и много чего еще. Ты ведь не хочешь пойти путем Буи Финд?
– Нет, вот этого я уж точно не хочу! – Дара даже развеселилась, вообразив себя в башне, плетущей салфеточки из сушеных водорослей.
– Ну вот, видишь? – Фердиад осторожно уложил Дару к себе на колени и склонился над ней. – Не бойся. Я знаю, как тебе помочь.
Знать-то знаешь, а вот на вопрос не ответил, подумала Дара. С сидом все ясно – а вот с тем, другим?
Если бы она хоть однажды могла разглядеть его лицо настолько, чтобы представить себе! Она послала бы Диармайду зов. Или не послала бы?