Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
Это был настоящий страх – ни с чем не сравнимый, подлинное помутнение рассудка, и когда она в ответ кричала «Замолчи!» – это был не крик женщины по имени Сана, а звериной самки, загнанной в угол и в отчаянии своем уже готовой нападать на кого угодно.
И потому ее мудрое подсознание запрятало этот страх глубоко-глубоко, туда, где он, глядишь, не имея доступа кислорода, и скончается естественной смертью.
Зов повторился. Сана тут же послала ответный. Она не знала, как объяснить Фердиаду, где находится, чтобы он пришел, но полагала, что с его-то опытом определить местоположение
И действительно – вскоре пропел несложную песенку дверной звонок.
Сана, одетая простенько, в черные леггинсы и красную маечку с вырезом, со стянутыми в хвост волосами, как если бы занималась домашними делами и никакого секса в уме не имела, поспешила открыть. На губах она уже держала улыбку – улыбку маленькой хозяюшки, такой хорошенькой, такой рыженькой, такой безобидной…
Открыв же дверь, она от неожиданности даже попятилась.
Перед ней стоял не высокий и тонкий, белокожий и темнобровый Фердиад, а огромный, совсем монументальный в кудлатой длинной дубленке и невероятной меховой шапке, Кано.
– Привет тебе и рябины побольше… – пробормотал он, вваливаясь. – Ты не поверишь, но мне совершенно негде ночевать…
Он шлепнул на пол дорожную сумку и сам сел рядом, вытянув ноги поперек коридора.
– Бочку орехов тебе на голову! – отвечала потрясенная этим зрелищем Сана. – Тебя тут только не хватало! Ты же уехал!
Она имела в виду – Йул кончился, все разъехались, и Кано тоже должен был отправиться домой, кто бы его стал лишний день держать в пансионате?
– Не-е, не уехал, – сообщил Кано. – Настал ли этот, как его? Настал ли час, когда мы можем соединиться?
– Да чтоб ты орехом подавился! У нас не было уговора! – отвечала Сана, не решив, сердиться ей на этого обормота или смеяться.
– Пусть это будет без уговора. Я не хочу, чтобы он меня нашел.
– Кто – он?
– Он будет меня звать. А если он увидит, что я соединился, он… он… Вот! Он оставит меня наконец в покое! На кой я ему сдался? Ты не знаешь?
– Кому, будь ты неладен?
Сана обращалась с целителем второго посвящения совершенно непочтительно – да и какое почтение возможно к проспиртованному мужчине, сидящему на полу в твоей прихожей и плетущему невразумительные словеса?
– Тихо, тихо! – Кано погрозил пальцем. – Мы будем лежать тихо, как мышки, и он нас не услышит…
– Кто это тебя так? – вдруг встревожилась Сана. Она заметила, что рыжие, прошитые сединой кудри не просто лежат на щеке Кано, а прилипли к засохшей царапине, и не царапине даже, а целой ране. Опустившись на корточки, она отвела в сторону густые и жесткие волосы. Рана оказалась странной – строго вертикальной.
– Это все он! Но я тоже хорошо ему двинул! – Кано показал Сане кулак. – Он как мячик отлетел!
– С кем ты подрался? Ты можешь сказать по-человечески?
– С Фердиадом! Наконец-то я высказал ему все, чего он заслуживает! И вмазал! И он улетел!…
Сана ахнула.
Но первое изумление тут же уступило место скепсису. Фердиад – не тот кроткий агнец, чтобы подставляться под кулак пьяного Кано. Что-то тут было не так – и ведь Кано не врал…
Сана коснулась пальцем щеки целителя, пытаясь проникнуть чуточку вглубь времени, беззвучно расспросить рану о ее туманном происхождении. На сей раз удалось.
– Значит, сперва он тебе вмазал, потом ты ему двинул? – уточнила она. – И он улетел?
– Улетел, – согласился Кано.
– Далеко улетел?
– Вон туда, – Кано показал направление.
– Ясно. Это ты к косяку приложился. К дверному косяку, понял?!
– Да? Но я же был с Фердиадом! – обиженно возразил Кано.
– С кем ты был – я не знаю, а воевал ты с косяком. Вставай, я тебя полечу.
Сана помогла увесистому Кано подняться.
– Но куда же тогда подевался Фердиад? Мы выехали вместе, приехали заранее, мы уже неделю в этом Кошкодрючинске, потом он сказал, что я тоже должен остаться…
Сана, тащившая Кано к креслу, насторожилась.
Вот только недоставало, чтобы Фердиад застрял в городе!
И если Кано тут оставил Фердиад, если Кано уверен, что Фердиад за ним следит, значит, беловолосый враг знает, где оказался рыжий целитель. И отвяжется от него, только узнав, что тот «соединился»!
Ну, ладно, подумала Сана, если это – единственный способ хоть на полчаса отвязаться от Фердиада и как следует расспросить Кано, значит, он и будет пущен в ход.
Она стащила с Кано дубленку и шапку, усадила его в кресло, сама села к нему на колени и принялась водить руками над лицом, закрыв, как положено, глаза. Сана создавала новое, не помятое годами и алкоголем, а чистое и свежее лицо Кано, без всяких ран и царапин, и, приведя в порядок эфирное тело целителя, стала подгонять под него физическое, уже прикасаясь пальцами к коже, уже разгоняя ее складки и сдвигая края раны в тонкую белую ниточку.
Одновременно она пыталась выгнать из рыжей головы хмель, и кое-что получилось.
Кано же, расслабившись, обнял ее за талию и так держал, ожидая минуты, когда она завершит лечение и можно будет начать приставать.
Эта минута настала.
– Ну, не в кресле же! – возмутилась Сана.
– А почему бы и нет?
– Потому что я так не хочу.
Они перебрались на постель. И тут оказалось что Кано, невзирая на хвастовство, совершенно не в настроении.
– Меньше пить нужно, – заметила Сана. – Или лучше закусывать.
Ей тоже, как ни странно, почти не хотелось близости. Обычно именно это срадство лечило все ее хворобы, от насморка до депрессии, а ведь как раз теперь, после стычки с Фердиадом и скандала с Изорой, нужно было что-то с собой делать.
– Ты же знаешь, я пью только на праздники, – обиделся Кано. – Уж на праздники-то можно?
– Только красное вино. А ты чего употребил? – Сана отстранилась от Кано, чтобы внимательно посмотреть его ауру.
Клиентура у нее была такова, что Сана не раз называла себя врачом-опохметологом, и скорее уж всерьез, чем в шутку. Ей доводилось приводить в чувство пьяную в дрова ведущую актрису драматического театра, режиссерскую законную супругу, за десять минут до начала спектакля. Богатые жены тоже втайне от мужей попивали от скуки. И уж что-что, а отличить полусухое красное от дорогого шотландского виски Сана умела.