Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
– Ничего, Изорка. Справимся.
Дара отметила про себя: крестница напрочь забыла о том, что и у крестной завелась проблема, причем проблема серьезная. Надо полагать, что и у второй крестницы – тот же склероз…
Она не стала признаваться Изоре, что роман с Артуром, на который возлагались такие надежды, оказался бесполезен. А Изора, знать не знавшая подробностей, и не догадалась спросить – не тем была занята голова.
Дара позвонила в аэропорт, ей предложили на выбор несколько рейсов, и один из них требовал немедленных сборов в дорогу. Изора чуть на колени не рухнула – лишь бы удержать крестную. В результате Дара осталась еще на день, готовила успокоительное снадобье для Сашки, пыталась даже поговорить с девушкой, но та сперва вернулась поздно вечером и весьма артистично пыталась заснуть за кухонным столом, а потом опять увеялась рано утром, то есть – никаких нравоучений не желала.
– Она просто обиделась, – успокоила Дара крестницу. – Но долго обиду держать не будет – возраст не тот.
Это было сказано вслух – а про себя Дара добавила: если не вмешается Фердиад…
Изора не имела возможности лично контролировать Сашку, не знала, ходит ли дочка на лекции и семинары, или болтается с подружками по городу, она в совершенно невменяемом состоянии доводила свой салон до блеска и каждые полчаса раскидывала карты на Сашкино будущее. Если по уму – то нужно было для проверки погадать и на Фердиада, но она уже знала, что это бесполезно, карты несли околесицу, а однажды ей даже показалось, что несколько центральных тлеют и обугливаются по краям. Фердиад позволял увидеть только то, что считал нужным, – как тогда, в шаре.
В конце концов Дара устала от причитаний крестницы, окончательно собралась к Эмер и уехала.
Как раз накануне открытия салона, кстати!
Но и медлить она больше не могла. Промедление ее убивало. Каждый миг, проведенный без силы, осознавался тем острее, что она все время чувствовала затылком внимательный взгляд Фердиада, и всей кожей – его ожидание…
А Сана меж тем мучалась вопросом – быть ей или не быть в семейном салоне? Ситуация получилась, что ни говори, этически сложная: Изора вложила большие деньги в рекламу, а реклама была густо замешана на имени Саны.
Сана еще в бытность свою Соней, Софьей Костюковой, окончила хорошие курсы массажа и была довольно известной специалисткой (о том, что она, сама того не осознавая, пускала в ход свои удивительные способности, никто тогда не задумывался). Клиентура у нее образовалась приличная – дамы с телевидения, актрисы, жены солидных людей. Окончив Курсы и занявшись массажем, мягко говоря, нетрадиционным, Сана всех своих клиенток сохранила. В городе ее знали, уважали, попасть к ней могли только по протекции, и одно то, что она соглашалась дважды в неделю вести прием в салоне, много значило для Изоры.
Сама Изора умела всего понемногу – гадать, собирать и смешивать травы, наговаривать на питье и еду, отчитывать от многих болезней – но не запущенных, а вполне излечимых обычными средствами. И ни в чем она не добилась совершенства, как Сана в работе с эфирным телом, – впрочем, и не добивалась. Ей нравилось быть целительницей – и только. Тем более, что ремесло неплохо кормило.
И вот теперь Сана, с одной стороны, страстно желала расстаться с подругой окончательно и бесповоротно (желание, высказанное не сгоряча, а сгвершенно спокойно, кстати, ибо – кому же приятно дважды в неделю общаться с дурой, не просто оскорбившей, а ударившей по больному месту?), с другой же стороны – не могла бросить салон на произвол судьбы.
Она хотела посоветоваться с крестной, послала ей призыв – но крестная умотала куда-то в недоступную даль и не слишком вежливо от нее отмахнулась.
Меж тем день открытия салона был уже на носу.
В ночь накануне Сана и услышала зов.
Это была не Изора – зов от Изоры, которая и сама не понимала, что кличет Сану, та уже принимала неоднократно, и, догадавшись, что призыв совершается помимо разума и воли, отмалчивалась. Это была и не Дара. С третьего раза Сана почувствовала мужчину.
Мужчина! Вот то, чего ей недоставало!
Конечно же, недовольство ситуацией вызвало в ней возбуждение, конечно же, она уже решила проблему возбуждения старым как мир способом. Но избавиться от огненного клубка в известном месте было просто – другой клубочек созрел в ней, и тут уж нужно было не просто напряженное мужское тело, а хотя бы несколько слов, которые женщине может сказать только мужчина, подруги тут не годятся.
Сана послала ответный призыв. И тут же опомнилась – этим мужчиной вполне мог быть Фердиад.
Теперь, после нагоняя, полученного от Изоры, она поумнела.
Должно быть, подруга силой материнской любви пытается огородить Сашку от соблазнителя, и у нее это как-то получается. И Фердиад, выстроив некую интригу, хочет подобраться к девушке таким вот кружным путем! А не выйдет!
Сана и прежде не была склонна прощать мужчинам их не вполне этичные поступки. Фердиад воспользовался ее слабостью, чтобы вывести ее из игры и заняться Сашкой, – и трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы Изора не смогла пробиться сквозь его блоки и не ворвалась в пансионатский номер. В длинном списке мужчин, которые пользовались временной благосклонностью Саны, Фердиад занимал место, обозначаемое уже трехзначной цифрой, но сейчас это не имело значения – он единственный догадался так ее унизить.
Первая мысль была – выманить его в тихое местечко и сунуть под ребра кухонный нож, благо его совсем недавно наточил очередной избранник. Но Сана вспомнила про свой гейс – не нарушать целостность кожи. Из-за этого нелепого гейса она не могла даже перешить пуговицы на дубленке! Вечно приходилось просить Изору… как же теперь починить надорванный бок сумки-то?… Другие два гейса – не стоять под сосной и не петь за пределами своего дома – были куда менее обременительны.
Итак, поняв этот мужской зов как новую пакость Фердиада, Сана сперва вспыхнула, потом успокоилась. Все-таки имя ей Дара подобрала удачное – в спокойствии своем она набрела на мудрую мысль. Мысль, облеченная в слова, звучала так: признаться Фердиаду, что позабыть ту ночь и ту близость она не в силах, дать ему все, что может дать мужчине опытная женщина, и осторожно выпытать у него – что он затеял. В конце концов, Фердиад явно был высокого мнения о своих любовных способностях – и вряд ли заподозрил бы подвох.
Сана попыталась вспомнить – а каков он на самом деле? Но память подсовывала почему-то картинку из хрустального шара – Фердиада с Дарой. Ее собственное тело не сохранило воспоминаний – кроме легкого холодка, который пронизал плоть в минуту наивысшей близости, холодка, впрочем, довольно приятного.
А другие воспоминания Сана не хотела тревожить – и прежде всего страх, который чуть не швырнул ее на пол, когда Изора орала на нее в том пансионатском номере, а она только-только вывалилась из дурманного кокона, которым опутал ее Фердиад, и еще нечетко представляла, где сон, где явь…