Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
Дара повертела в руках эти сомнительные шедевры. Имелись в папке еще четвертый и пятый листы, с земным шаром, Родиной-матерью, точной копией известного плаката, дистрофиком в буденновке и еще одной копией, на сей раз – открыточной, и был это мавзолей на Красной площади вместе с кусочком кремлевской стены и елками.
– Что бы сие значило? – вслух спросила она себя.
Время Ильичей давно миновало. Какого же черта Артур хранит всю эту дребедень, да еще не в глубине стола или антресолей, а фактически на видном месте?
Дара с большим сомнением исследовала бумагу. Бумага была новая…
Что-то странное творилось со временем в ее родном городе! Оно не просто встало столбом, как утверждала Сана! Оно вообще поползло в какую-то непонятную сторону!
Но ощущения тревоги, которое должно возникнуть у целителя, напоровшегося на искаженное время, не возникло, как Дара к себе ни прислушивалась. Оставалось предположить, что Артур действительно в последнее время впал в ностальгию по комсомольскому прошлому – это он-то, в самые идеологически выдержанные годы умудрившийся не вступить ни в какой комсомол!
Но как же совместить эту ностальгию с безумными королями?
Возникла догадка…
Дара решительно полезла на тахту, над которой висели короли. Отцепив двух, первых попавшихся, она уложила их на покрывало изнанкой вверх – и на этой изнанке изысканно угловатым почерком были проставлены даты.
Вот теперь все встало на свои места. Один король был создан пятнадцать лет назад, другой – шестнадцать. И получилось малость абсурдно, зато соответствовало действительности: личное время жителей этого города действительно поползло не туда. В молодости Артур творил то, что соответствовало среднебезумному сегодняшнему уровню, к зрелости дорос до штампов позавчерашнего дня.
Объяснялось ли это разломами земной коры, аномальными зонами, подземными течениями, расположением светил – Дара сказать не могла. И это бы еще полбеды – бедой оказалось то, что она, сунув рисунки в папку, забыла воткнуть ее в середину стопки, а оставила сверху. Королей аккуратно развесила, а рисунки вылетели из головы.
Наверно, еще и потому, что она задала себе вполне резонный вопрос: так чем же теперь ее первая любовь занимается?
Что-то вроде ответа обнаружилось в пластиковых папках с пестрыми бумажками. Дара нашла целую коллекцию сантаклаусов, сколотых скрепкой, и коллекцию сюжетов с сердечками для «валентинок», тоже сколотых скрепкой, и даже коллекцию репродукций с дореволюционных пасхальных открыток (на одной государь император дарил красное яичко бравому пехотинцу). Дара поняла, что это как-то связано с зарабатыванием скромных денег, но и предположить не могла, что Артур малюет большие плакаты для магазинов, объявляющих праздничные скидки на залежавшийся товар.
Вернувшись домой, Артур обнаружил Дару за работой.
Вместе с еще двумя собратьями погрузив в машину картины, потом выгрузив, он принял приглашение Кольки Еремина и на час застрял в мастерской. Пили какой-то сомнительный портвейн, закусывали бутербродами с колбасой, травили матерные анекдоты и ругали президента – словом, все как полагается.
– Ты что тут делаешь? – поинтересовался Артур.
– Работаю. Осторожно, не трогай.
Дара могла бы поклясться, что сказала это не злобно, не агрессивно и без малейшего привкуса ненависти. Просто мужчине вообще не следует прикасаться к женским талисманам.
Но он все же протянул руку, и она эту руку отвела.
– Узоры, что ли? Ты вышивать собралась?
– Ну, допустим, вышивать.
Дара поняла, что на сегодня труд окончен, пришла пора маленьких и милых радостей. Но испытала некое раздражение – работа шла так хорошо, что грех было отрываться от нее ради постели, пусть даже в постели – первая любовь.
Артур засмеялся.
– Дамское рукоделие! – воскликнул он. – Вот скажи, как так получилось, что все знаменитые художники – сплошь мужики и ни одной тетки? А? Ты можешь мне это объяснить?
– Ты случайно не выпил? – спросила Дара.
– Случайно выпил. Но немного. Послушай, это же моя бумага! Где ты ее взяла?
– А что, нельзя? – удивилась Дара такой неожиданной скупости. – Я в магазинах подходящей не нашла, Скажи, где такая продается, – я тебе компенсирую.
Но движение, которым Артур коснулся лежащей сверху папки, ей не понравилось. И то, что он, открыв папку, словно окаменел, – тоже.
А он всего-навсего увидел, что папка с халтурой поменяла место и сообразил, что Дара в поисках бумаги открывала ее.
– Значит, ты у меня искала бумагу? – хмуро спросил он. – И шарила в моих папках со старой рухлядью?
Уж что-что, а грубое вранье Дара привыкла разоблачать сразу.
– Не такая уж она и старая.
– Ты открывала эту папку?
– Ну, открывала. У тебя что, приступ ностальгии на днях случился?
– Да! Ностальгии! – выкрикнул он.
– Именно по Ильичам со знаменами? – весело уточнила Дара.
– А я ведь знал, – весомо сказал он. – Я знал, что ты будешь копаться в моиз вещах. Надо же – эксперт! Я сразу понял, что мы не случайно встретились! На, смотри! Экспертируй!
Он стал выдергивать иллюстрации и раскидывать их по тахте.
– Да на кой мне эта дребедень? – удивилась Дара. – Кому она сейчас вообще нужна?
Но остановить Артура было уже невозможно. Он впал в истерику – нормальную мужскую истерику, возникающую от тщательно запиханного в подсознание ощущения своей полнейшей бесполезности и никчемности.
И оно же, подсознание, подстроившись под странное течение времени в городе, вывернуло ситуацию наизнанку – и самым приятным для Артура образом. Оно навело на мысль, что теперь именно броневик с вождем стал сюжетом подпольного искусства и признаком вольнодумия. И, значит, Артур занят-таки важным делом – протестует против Системы!
– Давай, разбирайся! Винти дырочку для ордена! – выкрикивал он. – Нашла? Нашла? Докладывай! Мне есть что показать! А у тебя – что? Одни доклады? НИ ХРЕ-НА у тебя! Вот ты и пошла в эти, блин, эксперты! Ты не эксперт, ты – топтун! Торчишь в подворотнях! Ты – агент наружного наблюдения, вот ты кто! Сколько тебе за меня заплатили?
Она онемела. Она и предположить не могла, что ее сценка в кафе зкставит первую любовь сделать такие странные выводы!
– Да, мы все – под колпаком! А вы, эксперты траханные, там, наверху, вы с нас кормитесь! Из-за вас у меня не было выставки! Я знаю! Я знаю, один звонок – и выставка отменяется!