Die Kante und das Kind
Шрифт:
Изрядная облачность заменяла сумерки. Мамона вышел на Horizontstrasse и пробежал глазами по зданиям.
Улица была сплошь усеяна четырёхэтажными постройками, с редкими экземплярами с пятью или даже девятью этажами. Гигант уже было хотел достать Google Maps, как увидел нужный ему дом и подъезд.
Вторая ересь сменила первую.
Теперь, Мамона почувствовал, как его окутывает настоящее deja vu. Внешний вид зданий был тем же что и пять лет назад, но что-то было не так… Он подошёл к нужному подъезду и осмотрел дверь. Домофон был другим,
Однако, дело было не в домофоне… Мамона не продумал момент с попаданием в подъезд, но к счастью, к нему приближалась пожилая женщина, которая аккуратно оглядела его оценивающим взглядом и, как ему показалось… слегка улыбнулась.
Он хотел было поблагодарить незнакомку, но его что-то остановило. Гигант на секунду подумал, что стесняется, хотя это было не в его манере… Женщина исчезла из его поля зрения так быстро, что он не успел пожалеть о своей внезапной «невежливости».
Третья ересь сменила вторую.
Мамона поправил наушники и начал подниматься на третий этаж. С каждым шагом, его сердце, почему-то билось всё чаще и чаще.
Добравшись до нужного этажа, он закрыл глаза и поторопил себя мыслью, что из соседних квартир могут выйти люди. Он ещё раз мысленно сверил воспоминания с тем что видит… и нажал на кнопку звонка.
Услышав звон за дверью, Мамона напрягся. У него – «ПОЧЕМУ?!..», – сжалось сердце. Он подозревал что имеет какой-то невроз, связанный с сигнальными звуками, будь то автомобильный гудок, звонок/стук в дверь или вибрация на телефоне, извещающая о входящем звонке…
…Он не слышал шагов, но знал, что они приближаются. Когда раздался звук открывающегося замка, Мамона вспомнил что у Зузанне есть муж Абелард, который работает на дому и не выходит из квартиры без крайней необходимости… Не успев придумать приветственную фразу, Гигант увидел, как к нему приближается дверь.
Когда он увидел Зузанне, его настигло облегчение. Он сам не понял, что его вызвало. Приветливое лицо тёти, которое обычно было наполнено задумчивостью… или несостыковка её внешности с образом из его памяти?
Не вдаваясь в долгий анализ, Мамона поздоровался и спросил можно ли войти.
4
02:13PM
Темы для разговоров находились сами собой и развивались с невероятной быстротой. К концу обсуждения прошлого Зузанне, Мамона уже окончательно сформировал собственную – как ему показалось, – цель, по которой он пришёл сюда. Он почти полностью отделался от липкой теплоты, которая окутывала его во время оживлённой беседы с тётей… В такие моменты он радовался, что собеседник видит его либо в первый раз, либо впервые за долгое время. Он называл это: «Контроль поступления сахара.».
– Мне бы хотелось кое-что узнать у тебя. – начал он, закрыв губы костяшкой указательного пальца правой руки.
Зузанне допила воду и посмотрела на племянника со смиренным удивлением.
– Ты помнишь тот день, когда разбился папа? – спросил Мамона.
Зузанне на несколько секунд замерла, но после, вспомнила что он всегда называл папу по имени. Ни «отец», ни, хотя бы, «папа».
…Это её озадачивало.
– А как же, – пытаясь унять удивление, начала она, – твоя мать позвонила мне буквально сразу как узнала об этом. Мы собирались с ней встретиться и устроить что-то вроде паломничества в алкогольные края, но всё пришлось отменить…
Зузанне усмехнулась.
– …Твой отец даже после смерти, успевал подпортить людям жизнь.
Мамона улыбнулся про себя и, на секунду даже восхитился собой.
Они с Зузанне никогда не общались натянуто или формально. Скорее, как редко встречающиеся знакомые, которые как бы не друзья, но беседуют абсолютно свободно… а сейчас, Зузанне, казалось, была предрасположена как никогда. У Гиганта даже пролетела мысль, что в её стакане была не вода, а какая-то замаскированная водка или что-то типа того.
– Портить жизнь другим он всегда умел, – улыбаясь уголком рта, ответил Мамона, – но мне хотелось бы узнать, как тогда вела себя мама?
Зузанне почувствовала, как к горлу подступает ком. Она понимала, что в любом случае расскажет про тот вечер, но её напряг тон, с которым племянник задал вопрос. Она слышала в нём что-то инородное, будто её спрашивает собственный внутренний голос.
– Она была уставшая, – начала Зузанне, наполнив свой голос безразличием, – но в то же время, она была на взводе. Оно и понятно… но мне кажется, то возбуждение было вызвано не тем, что она увидела твоего отца в искромсанном состоянии…
Мамона молчаливо подался вперёд. Улыбка исчезла с его лица, отчего Зузанне немного успокоилась.
– Мне кажется она была рада тому что увидела. – закончила Зузанне и встала из-за стола.
Она подошла к столешнице и наполнила стакан.
Мамона молча смотрел перед собой, перебирая пальцы. Чувствовал он примерно то же самое что и в школе на сдаче экзаменов. Мнимое волнение и уверенность в собственной правоте, которая, пока, ничем не подкрепилась.
– …а как ты отреагировала на известие о его смерти? – внезапно спросил он.
Теперь, Зузанне полностью потеряла контроль над эмоциями и едва не задохнулась от радостной мысли, что её лица не видно. Она через силу взяла себя в руки и произнесла всё тем же безразличным тоном, который уже начинал потихоньку перерастать в паническое лепетание:
– …Ты же знаешь, как я реагирую на новости о смерти людей.
– И тем не менее…
Зузанне почувствовала, как глаза начинают слезиться.
«Если он хотел что-то узнать, он будет давить до тех пор, пока не услышит хруст или ответ…».