Дикари Гора
Шрифт:
Как я мог объяснить Самосу то странное тёмное родство, которое я почувствовал к тому, кого я однажды встретил на дальнем севере, несколько лет тому назад, к тому, кто совершенно ясно, был для нас никем, но монстром?
Я вспомнил долгий вечер, который я тогда провел с Зарендаргаром, и нашу долгую, оживленную беседу, наполненную разговорами о сражениях и бойцах знакомых с оружием и воинскими ценностями. О тех, кто почувствовал вкус и ужас войны, о тех, для кого тупой материализм был не больше чем, средством для более достойных побед. О тех, кто познал одиночество командования,
— Почему, почему? — вопрошал Самос.
Я смотрел мимо Самоса, на канал за его спиной. Охотник на уртов, со своей девушкой и лодкой, медленно гребя, удалялся. Похоже, он решил попытать своего охотничьего счастья в другом месте.
— Почему??? — почти простонал Самос.
— Однажды, — ответил я, пожав плечами. — Мы вместе пили пагу.
3. Я получаю информацию. Я поеду на север
— Может, эта? — спросил работорговец.
— Я пытаюсь найти торговца, по имени Грант, — сказал я.
Девушка с белокурыми волосами, голая, стояла на коленях, прижавшись спиной к каменной стены. Её маленькие запястья были крепко стянуты сзади, и привязаны к железному кольцу, закрепленному в стене.
— Она не без своих приятностей, — расхваливал товар торговец.
— Ты знаешь, где можно найти этого парня, Гранта? — спросил я.
Другая девушка, также блондинка, прикованная за шею длинной цепью к кольцу в стене, подползла к моим ногам. Она прижалась животом к земле передо мной.
— Пожалуйста, купите меня, Господин, — прошептала она. — Я буду служить Вам беззаветно и страстно.
Различие между рабынями был интересно и хорошо заметно. Первая девушка была недавно захвачена, это ясно. Она еще не была даже заклеймена. Другая также совершенно ясно, уже познала руку хозяина.
— Я думаю, что он ведёт дела на севере, вдоль границы, — наконец ответил торговец.
— Купите меня, я умоляю Вас, Господин! — стонала, невольница у моих ног.
Я посмотрел на девушку, стоящую на коленях у стены. Она стремительно опустила голову и покраснела.
— Эта, — пояснил работорговец, указывая на девочку в стене, — ещё недавно, была свободна. Её захватили только пять дней назад. Как Ты можешь отметить, левое бедро ещё даже отмечено клеймом.
— Почему так? — Поинтересовался я. Обычно девушку клеймят в течение первых часов после её похищения. Надо сразу дать ей почувствовать, что после захвата у неё уже нет возможности вернутся на свободу, и никто уже не спутает со свободной женщиной.
— Я хочу, чтобы клеймо у неё было глубокое и чистое, — ответил он. — А мастер клейм, как назло, отправился в поездку по нескольким малым пограничным городам. Он лучший специалист в своём деле и имеет множество клейм, в пределах от красивых и тонких до грубых и мужских.
Я кивнул. Для пограничных городов, вдоль восточного края гор Тентис, были весьма обычными странствующие
— Не волнуйся, маленькая красотка, — сказал человек девушке, посмеиваясь.
— Ты скоро будешь должным образом заклеймена.
Девушка подняла голову, и посмотрела на меня.
— Видишь, — заметил купец, — ей уже любопытно прикосновение мужчины.
— Вижу, — сказал я.
— Ну, маленькая красотка, и какое клеймо Ты хотела бы получить? — спросил он девушку. — Не бойся. Не важно, какое именно у тебя клеймо, я гарантирую, что оно будет безупречным и чётким.
Она посмотрела на торговца снизу вверх. Тыльной стороной своей ладони он, внезапно, отвесил ей пощёчину.
Рабыня снова посмотрела на него, на этот раз испуганно. Кровь появилась на её губе.
— Любое клеймо, которое Вы хотели бы для меня, господин, — пролепетала она.
— Превосходно, — воскликнул торговец, поворачиваясь ко мне. — Это — её первый, полный рабский ответ. У неё были, конечно, другие варианты рабских ответов и поведения перед этим. Таких как борьба, извивания, вздрагивания, дёрганье от боли и страха, непокорное поведение и мольбы о пощаде, чтобы в конце стать симпатичной рабыней и поддерживать себя таковой разными способами, представляя себя как беспомощную, желанную женщину, пытаясь вызвать интерес привлекательных мужчин.
Девушка смотрела на него с ужасом, но я видел, в её глазах, что всё, что сказал работорговец, был правдой. Даже без клейма, она уже становилась рабыней.
— Пожалуйста, Господин. Пожалуйста, Господин, — умоляла девушка в моих ногах.
— И так, какое клеймо хотела бы, Ты, моя дорогая? — допытывался он у девушки, привязанной к стене. — Не бойся. Сейчас я разрешаю Тебе высказать свои пожелания. А уже я буду решать, поскольку это в моей власти, принять твоё пожелание, или отклонить его.
Её раздутая губа дрожала.
— Хочешь носить красивое женское клеймо, — спросил он, — или грубое и мужское, как раз пригодное для кувшинной девки, или рабыни кожевника?
— Я — женщина, Господин, — прошептала она. — Я женственна.
Я был рад услышать это простое признание от девушки, это прямое, бескомпромиссное согласие с реалиями её пола. Я думаю, что очень немногие из женщин моего прежнего мира, смогли бы сказать кому-то, даже их возлюбленным, подобное простое признание. Но все же, это признание, пусть и бессловесное, было сделано, и пусть даже мучительно и отчаянно, но многие женщины моего прежнего мира остаются женственными, несмотря на судебные запреты и психологическую обработку против честности в таких вопросах, предписанных антибиологическим, политизированным обществом. Я надеюсь что, эти признания, эти декларации, эти крики о признании, в словесный или бессловесной форме, могут быть услышаны мужчинами, хотя бы ради нежности и любви.