Дикари
Шрифт:
Многие из них были осуждены за преступления, тем не менее Сулла знал, что они не были приговорены к смертной казни. Лишать их жизни, оставляя на волю лавы, было несправедливо. Под удушающим и непрекращающимся пепельным дождем галл бросился к каторжникам, чтобы ободрить их. Увидев возникшего перед бараками заключенного, такого же, как и они сами, в такой же грубой одежде, они громко завопили. Но многие, лежавшие посреди пепла, уже молчали: они были мертвы или агонизировали.
Как только ветераны Котия освобождали заключенных, те неуклюже бежали к открытым воротам. Некоторые, желая отделаться от цепей на
Подняв голову, галл старался по движению воздушных масс вокруг вулкана определить, куда будет перемещаться огромное пепельное облако. Ему показалось, что оно двигается к северо-западу, то есть оно должно было накрыть Геркуланум и Неаполис, а Помпеи, возможно, избегут этого. Несмотря на трагическое действо, разыгрывающееся в этом котле страданий и ужаса, Суллой, теперь уже уверенным в том, что боги помогают ему, овладело странное спокойствие. Он улыбнулся Тоджу и Котию, подошедшим к нему, и по их взглядам он понял, что и у них такое же состояние духа. Они испытывали те же чувства, что солдаты на поле боя в миг, когда они видят, как расстраиваются вражеские ряды, в которых начинается паника, и понимают, что после стольких опасностей они могут наконец дотянуться до победы своими окровавленными мечами. Они пришли из Галлии, пересекли всю Италию, еще не зная, что смогут помочь тому, кому подчинялись, – все это они сделали, поверив бредовым словам чокнутой старухи, – и вдруг из Везувия вышел небесный огонь, их всемогущий союзник, который стер всех их врагов с лица земли...
Они вернулись на площадку к воротам. Мимо один за другим бежали заключенные; утопая ногами в густом пепле, они исчезали в странной мгле, заменившей дневной свет.
Старуха, стоя посреди площадки, смотрела на кратер и на ленивый поток лавы, который был уже недалеко от желтых серных ступенек. Она сняла свой котелок, так как камни больше не падали с неба. Сулла, следивший за ней взглядом, спросил себя: а что, если медленное перемещение красноватого потока внезапно ускорится и огонь накроет тех смельчаков, которые не убежали, пока еще было время? Потом Сулла заметил, что старуха была одна.
– Где Хэдунна, старуха? – спросил он.
Она посмотрела на него долгим взглядом:
– Она конечно же пошла по своим делам.
– По каким делам? – спросил Сулла, удивленный тоном и видом своей рабыни-прорицательницы.
– Неужели я все время должна говорить вам то, что вы должны знать? – с иронией спросила она.
Нахмурив брови, Сулла, не понимая, смотрел на нее, но тут подошел Котий – за ним следовали Тодж и его персы – и прервал их разговор.
– Теперь ты должен решить, что делать с Поллионом.
– Да, надо, – сказал галл. – Что вы с ним сделали?
Котий посмотрел в сторону здания, где у врага Суллы была контора и подвал.
– Он пригвожден к стене двумя стрелами Тоджа, заставившими его сказать, где тебя искать.
Галл снова посмотрел на лаву, и они направились к знакомому зданию.
Они увидели, как из подвала, в котором полчаса назад был обнаружен Поллион, грузивший для бегства золото на мула, показался ветеран.
– Он его сторожит, –
Когда он подошел ближе, Котий обратился к нему.
– Почему ты оставил свой пост? – спросил он.
– Его не нужно больше сторожить, – ответил ветеран тоном, показавшимся странным обоим его собеседникам.
– Ты хочешь сказать, что он умер?
– Совсем нет. Он еще жив.
– Ты можешь мне что-нибудь объяснить? – недовольно спросил Котий.
– Иди и посмотри сам.
И он отошел. Котий и Сулла были в недоумении от его поведения и этого необычного неповиновения, которое он только что продемонстрировал; как только они зашли в здание, чтобы спуститься в подвал, они увидели выползающего оттуда на руках и коленях человека, всего в пепле.
Сулла узнал Поллиона, когда тот подполз ближе. Он полз медленно, каждое его движение сопровождал хрип.
Галл спросил Котия:
– Что с ним?
– Не могу понять! – изумился ветеран.
Поллион узнал Суллу по голосу, так как видеть больше ничего не мог. Он поднял лицо к своему бывшему товарищу по оружию, и галл понял, что у ползущего перед ним человека глаза были выколоты. Вытекавшая из глазных впадин жидкость, смешанная с кровью, прочерчивала бороздки в слое вулканического пепла, осевшего на лице.
– Сулла! Это ты, Сулла?
– Да, это я, – сказал галл, который начал понимать, что происходит.
– Теперь ты отомщен, верно? Оставь мне жизнь. Я умоляю тебя, как умолял в тот первый раз, в VII легионе... Возьми часть золота из моей поклажи, остальное оставь мне, привяжи меня к моему муллу и спусти в Помпеи. Там я найду хирурга.
Сулла, не говоря ни слова, посмотрел на этого жалкого человека, валявшегося в пыли, и тут только заметил, что между ногами у него текла кровь. Туника тоже была запачкана в этом месте.
Он подошел к порогу подвала и тут же увидел, что на полу, около балок, к которым стрелами был пригвожден его враг, валяется окровавленная плоть. Сулла видел такое уже несколько раз во время своей военной жизни, когда попадал на вражескую территорию и его воины-легионеры показывали ему, что враги сделали с их товарищами, попавшими в плен. Пленников оставляли умирать, после того как им отрезали член и яички.
Хэдунна стояла около мула Поллиона, держа в руке кухонный нож, который она унесла из харчевни, спрятав под платьем. Старуха, должно быть, видела его, этот нож, но конечно же ничего не сказала: она знала все. Вот почему Суллу удивил ее тон и вид.
Хэдунна выдержала взгляд своего хозяина, лицо ее было спокойным, хотя и бледным.
Сулла представил себе, что берет под туникой веточку калины и подносит ко рту, но он даже не сделал этого жеста, хорошо зная, что ягод у него нет. Он спустился в подвал и подошел к своей рабыне.
– Что ты теперь собираешься делать с этим ножом? Тебе он больше не нужен, я думаю?
Она ничего не отвечала.
– Ты мне его отдашь, ты не можешь больше им пользоваться. Твоя жизнь тебе не принадлежит, и ты не можешь ею распоряжаться по своему усмотрению. Она принадлежит мне с тех пор, как я перекупил тебя у торговца Мемнона, не забывай об этом. Я заплатил триста сестерциев и не собираюсь зря тратить деньги... И наконец, ты должна мне повиноваться, что бы ни произошло.