Дикари
Шрифт:
Он обнаружил Спора сидящим на табурете и прикованным к стене. Галл сел на откидную койку, на которую заключенный, если не был прикован, мог ложиться.
– Привет, Спор! Не сердись на меня за то, что ты скован, но я тоже носил кандалы, которые на меня надели твои друзья, и теперь ты должен за это заплатить...
– Я не жалуюсь, только очень хочется пить.
– Не обижайся на нас. Экипаж был очень занят тем, чтобы сняться с рейда, но через некоторое время все войдет в норму. На серные рудники я приехал на похожей галере, тоже в трюме, и за все время переезда от Остии нам дали пить только один раз. Пришло время расплаты за то, что вы совершили, ты и твои друзья...
–
– Значит, это правда – то, что мне говорили, что ты очень дорожишь теми формами, которыми боги наградили тебя при рождении...
– Каждый по-своему рассматривает жизнь, – сказал Спор, – и, соответственно, смерть.
– Действительно. Не мог бы ты теперь, чтобы мне не прибегать к грубому обращению, подтвердить то, что мне сказали Гонорий и Палфурний: правда ли, что Домициан с помощью тех же лиц, что использовали и тебя, свергнет будущей ночью своего брата с трона?
– Это абсолютная правда. Поэтому в твоих интересах не трогать меня и даже постараться сохранить мне жизнь, чтобы я при возможности смог попросить за тебя, когда ты окажешься во власти нового цезаря.
Сулла улыбнулся:
– И ты это сделаешь?
– Почему бы и нет! Ты же знаешь, что я не какой-нибудь тупица, охваченный ненавистью или мщением. Я поступал так только затем, чтобы иметь средства и проводить жизнь в развлечениях и удовольствиях. Сдача внаем мулов и повозок приносила недостаточно, но и вмешиваться в дела империи я тоже не очень хотел... Скажем, что я эпикуреец преступления и что я люблю все проделывать элегантно. Если я смогу добиться твоего пожизненного изгнания на край света вместо новой встречи с хищниками, с которыми ты уже знаком, то я не вижу, что препятствует тебе попросить меня об этом. Я должен тебе сказать, что цирковая скотобойня мне противна. Я допускаю схватку двух возниц, которые, обязательно с копьями в руках, пускают свои упряжки галопом навстречу друг другу. Но выступления гладиаторов, которые сотнями убивают друг друга, хрипя как дровосеки, которые рубят деревья, а еще хуже – хищники, которые рвут зубами тела осужденных на казнь, – нет! Я против...
– Ну хорошо! Я благодарю тебя за то, что ты, может быть, для меня сделаешь... Но так как я от природы любопытен, я был бы рад, если бы ты побольше рассказал о том, как твои друзья собираются помочь Домициану сесть на императорский трон.
– Я не против, – сказал Спор, который чувствовал себя очень хорошо, видя, что Сулла был воспитан, – но я не так много знаю. Я ведь не такой важный человек для Рима, даже если и обладаю каким-то весом в Помпеях. Мне нечего от тебя скрывать! К тому же ты не сможешь, только выйдя с серного рудника и имея в распоряжении несколько военных отставников, помешать заговору, в котором участвует половина императорского двора – и лично брат Цезаря – и который готовился несколько месяцев!
– Я не знаю. Я еще ничего не решил. Я просто хочу с тобой посоветоваться по этому вопросу...
Спор рассмеялся:
– Очень польщен тем доверием, которое ты мне оказал. Из того немногого, что я знаю, могу сказать, что префект ночных стражей Кассий Лонгин, друг Лацертия, сможет держать под своим контролем Рим до тех пор, пока в императорском дворце не закончатся все таинственные события.
– Ну, о том, что префект ночных стражей является его другом, я знаю и даже могу кое о чем порассказать, – сказал Сулла.
– Ты имел с ним дело?
– Я сохранил о нем неприятные воспоминания. Но я прервал тебя...
– Итак, в императорском
– И какими способами будет произведено смещение?
– Я думаю, что в этом случае в руках одного из высокопоставленных заговорщиков будет находиться кинжал, а их неожиданное появление не сможет удивить владыку, – непринужденно сказал Спор. – Впрочем, – вдруг добавил он, – видишь ли, Сулла, если бы я принадлежал к тому высшему кругу людей, которые должны будут совершить убийство, назовем его историческим, то я бы опасался двуличия Домициана. Я это говорю тебе откровенно, верь мне! Я боюсь, не станет ли брат Тита, как только тот упадет, пронзенный кинжалом, тут же, на месте, убивать тех, кто до сих пор считался его друзьями, чтобы замести следы и уничтожить доказательства братоубийства, совершенного подставными лицами... Тогда он просто сможет сделать вид, что должен занять трон, оставшийся свободным в результате трагических событий, к которым он не имеет никакого отношения. Это очень ловкий ход, не так ли, и я должен сказать, что я оценил, как хитро это задумано... Как бы там ни было, это просто болтовня, которая помогает нам коротать время в море, так как в любом случае мы удаляемся волею гребцов от Рима, чтобы ты и твой друг Палфурний смогли спастись... Этот последний предупредил меня, когда мы сидели в подвале, что мы побежим в Персию. Как вы там со мной поступите?
– Мы там и подумаем. Сначала мы попросим тебя засвидетельствовать письменно и в присутствии свидетелей то, что ты совершил. Я знаю, что ты не откажешься этого сделать, желая сохранить свои уши, свой нос и свои яйца, то есть все то, что можно отрезать у человека, стремящегося показать свою независимость характера...
– Не беспокойся! – смеясь, воскликнул Спор. – Одной только угрозы отрезать мне волосы будет достаточно, чтобы получить от меня согласие сотрудничать в деле пересмотра вынесенного тебе приговора! Тебе не придется спускаться ниже...
– Я был в этом уверен! Итак, если Гонорий сможет добиться этого пересмотра, о котором ты говоришь, то мы попросим тебя дать свидетельские показания против Лацертия в обмен на спасенную жизнь и изгнание. То же самое мы пообещали и твоему бывшему другу Палфурнию.
– Ну, это достаточно умеренные требования, – смеясь, проговорил Спор, – но они останутся мертвой буквой, так как Домициан взойдет на престол через несколько часов. Будем надеяться только на то, что сразу после коронования он не отправит вслед за этой галерой более быстроходное судно. Будем надеяться на это ради тебя, а что касается меня...
– Я этого не боюсь, так как мы едем не в Персию.
– А куда мы едем? – спросил Спор.
– В Рим, – ответил Сулла, который встал с откидной койки под удивленным взглядом своего пленника.
– В Рим?
Перед тем как выйти за дверь, Сулла обернулся к нему:
– Видишь ли, Спор, на войне те сведения, о которых враг думает, что о них никому не известно, могут стоить нескольких легионов. Эти сведения у меня есть, а враг об этом не знает, так как все те, кто находится на этой галере, должны были исчезнуть во время катаклизма, при котором два города кампании были завалены пеплом. Лацертий уже оплакивает тебя, одновременно поздравляя себя со смертью Палфурния и моей, для достижения которой он приложил столько усилий... Vale, Спор! Я прикажу, чтобы тебе принесли попить.