Дикари
Шрифт:
Гонорий подошел к тому, чье поведение и присутствие собаки говорило, что на этой поляне он олицетворяет власть над всем и вся.
– Ave! – сказал спасенный. – Я – Гонорий, сын Кэдо, адвокат гражданского суда Города... Избитый и брошенный бандитами, я был спасен одним из твоих рабов, за что и пришел поблагодарить тебя.
Тот посмотрел на жалкого человека, стоявшего перед ним. Молодость и тщедушие Гонория, так же как и его грязная и разорванная туника, не сочетались в голове лесного угольщика-лигурийца с представлением о римском адвокате.
– Ты – адвокат?! – воскликнул он.
Сторожевой
– Ты мало похож на адвоката. И скажи, пожалуйста, что адвокату делать в лесу?
– Я же сказал тебе, что был привезен сюда насильно бандитами, которые избили меня и привязали к дереву, и что если бы не твои рабы, то я бы погиб, разорванный волками... Не мог бы ты мне дать немного поесть, прежде чем вы меня проводите к дороге, по которой я доберусь до Рима? Если ты дашь мне в провожатые одного из твоих угольщиков, то он вернется к тебе с большим вознаграждением...
Вольноотпущенник снова ухмыльнулся:
– Так ты думаешь, что если мы, угольщики, живем в лесу, то мы совсем дураки? А что, если ты сбежавший раб? Или преступник, улизнувший от стражников? А если ты думаешь, что я отправлю одного из моих рабов, у которого полно здесь работы, с тобой до Рима, то ты просто мечтатель... – И он прервал свою речь, покрутив головой: – Все не так! Если ты хочешь есть, то нужно поработать. В миле отсюда мы начинаем валить лес для кострищ... Ты пойдешь туда вместе с остальными, и если будешь хорошо работать, то, как и они, получишь еду сегодня вечером... А потом посмотрим...
Гонорий почувствовал, как в нем поднимается возмущение.
– А ты не боишься гнева богов? – закричал он. – Как можно нарушать законы гостеприимства? Значит, ты так поступаешь с путешественниками, которых присылает к тебе Меркурий? Неужели рабы, те, которые меня спасли, должны показывать свободному человеку, как надо себя вести?
– Послушай, – сказал вольноотпущенник. – Если ты не закроешь свою пасть, то я раз или два огрею тебя палкой, а потом опять привяжу к дереву. Если хочешь, то назови это гневом богов на бестолочь, который важничает и отвлекает людей от работы, мне это все равно. В любом случае я советую тебе пойти со всеми и сразу начать работать, если ты хочешь поесть сегодня вечером... Эй! – закричал он, обращаясь к тем восьмерым, которые вернулись с ослами и адвокатом. – Кто его нашел?
Хотий поднялся.
– Я, хозяин, – сказал он.
– Вот ты и будешь за ним следить и заставишь работать! Если он потрудится, то получит свою долю вечером. Идите! – заключил он. – Готовьте лагерь на следующей поляне, и быстро! До наступления ночи вы должны подготовить и поджечь двадцать костров...
* * *
Наконец наступила ночь, как для других, так и для Гонория, и рабы залезли в свои хижины. Молодой адвокат вернулся измочаленным с дальней поляны, где он проработал скорее хорошо, чем плохо, пока помогал, выполняя приказ вольноотпущенника складывать двадцать костров. Его руки были в крови от топорика, которым он работал, как все. Он шатаясь шел по тропинке, ведущей обратно к лагерю. Без Хотия, который его поддерживал, он бы упал от голода и усталости.
Он получил свою долю каши из овсяной муки с кусками
Вскоре установилась тишина, которую нарушало лишь дыхание быстро заснувших угольщиков, которые торопились забыться от тяжелого трудового дня, начавшегося еще до рассвета. Гонорий не мог уснуть, потрясенный тем, что с ним случилось начиная с того момента, как он был выкраден из дома подручными Лацертия. Вдруг он почувствовал на своем животе руку. Рука искала его член и остановилась, когда нашла его. Адвокат повернулся к своему компаньону по работе, так как только ему одному могла принадлежать эта рука. В темноте он скорее догадался, что примитивное лицо раба улыбалось ему.
Хотя Гонорий и был признателен за помощь, которую весь день оказывал ему его сосед, но он взялся за руку Хотия, чтобы снять со своего тела. Но у раба были железные мускулы, и он сопротивлялся. Его другая рука схватила руку Гонория и притянула к его, Хотия, члену.
Гонорий обнаружил у своего благодетеля мощную эрекцию и понял, насколько сложна была ситуация, в которую он попал.
– У тебя есть женщина в городе? – тихо спросил Хотий.
– Да... То есть когда я хочу, то могу ее иметь.
– А здесь их нет, – вздохнул его сосед. – Повернись, пожалуйста. Потом, если захочешь, ты тоже сможешь...
Гонорий попытался решительно отказаться.
– Я не хочу этого делать, – объявил он. – Ублажи себя сам... К тому же я к этому не привык, и ты мне сделаешь больно.
– Нет, – спокойным голосом сказал угольщик. – У меня есть бараний жир. Повернись. Я смажу им твою дырку, и тогда все пройдет.
– А я повторяю тебе, что не согласен! Я тебе искренне благодарен за все, что ты сегодня для меня сделал, но, к сожалению, я не могу тебя удовлетворить... – Гонорий немного повысил голос к концу последней фразы.
– Если ты будешь слишком громко говорить, – прошептал Хотий, – то разбудишь остальных, и они тоже захотят попробовать, ведь ты же новенький...
Гонорий, который уже начал терять всякую надежду, замолчал. После паузы его сосед сказал:
– Если ты не повернешься, то я попрошу двоих подержать тебя, но тогда и они тоже засунут свое. Вот чего ты добьешься... – Хотий, опираясь на локти, держал в руке маленький горшочек с бараньим жиром, как по запаху чувствовал Гонорий. – Ну так? – спросил угольщик. – Ты поворачиваешься или мне их будить?
Гонорий, вздохнув, повернулся.
* * *
Лепид шел за плугом по длинному полю, извивавшемуся у подножия холма, поросшего лесом, по берегу реки, пересекавшей его владения. Земля была такой свежей – утром и вечером от реки на нее опускался туман, – что можно было начинать полевые работы рано утром.
Ощущая приятный запах отбрасываемой лемехом земли, бывший префект Анноны старался забыть о разочаровании, которым закончилась его авантюра во дворце Менезия. Со дня на день его все больше занимали каждодневные фермерские заботы. Тем не менее когда бывший претендент на должность трибуна один шел за упряжкой, то в его голове возникали воспоминания о поражении Суллы.