Дикари
Шрифт:
Я опускаю глаза в пол, мне нужно выпить еще немного, чтобы отважиться встретиться с ними взглядом. Поэтому вместо этого я рассматриваю их платья, и мне требуется всего секунда, чтобы осознать, что каждое платье в этом бальном зале такое же черное, как душа Маркуса.
Мои глаза расширяются, и я отстраняюсь от его руки, тихий вздох срывается с моих губ.
— Они все в черном, — тихо шиплю я. — Какого хрена, Марк? Был какой-то дресс-код?
— Чертовски верно, — говорит он мне, его взгляд опускается на великолепное золотое платье, идеально облегающее мое тело, как вторая кожа. —
По моим губам пробегает злая ухмылка, и я понимаю, что мне понадобится не просто бокал шампанского, чтобы пережить эту ночь. Взяв пример с Маркуса, я подношу фужер с шампанским к своим блестящим губам и опрокидываю его в себя, выпивая все до последней капли, прежде чем отдать бокал.
— Это был рискованный шаг, — предупреждаю я его. — Каждая из женщин в этой комнате в данный момент рисует мишень у меня на спине, и я могу гарантировать тебе, что каждая из них считает меня высокомерной сукой со слишком большим эго.
— И я надеюсь, что так оно и есть, — говорит он мне. — Эти женщины согревают постели своих мужей, и именно они будут шептать им на ухо, рассказывая их жалким мужьям, что они думают о тебе, и хотя их слова будут злобными и полными ненависти, их мужья уйдут с одной мыслью.
Маркус делает паузу и бросает на меня тяжелый взгляд, отчего мне хочется свернуть ему шею за то, что он остановился на этом.
— Серьезно? — Я ворчу. — Предполагается, что это какая-то драматическая пауза?
Марк ухмыляется, его глаза светятся возбуждением.
— Они уйдут, зная, что ты опасна. Любая женщина, которая может вести себя как жена мафиози, — это женщина, которой нужно остерегаться.
Я как раз собираюсь сказать ему, насколько глупым был подобный поступок, когда мрачный взгляд встречается с моим через всю комнату, и у меня перехватывает дыхание. Леви стоит прямо перед одним из многочисленных окон от пола до потолка, мягкое сияние лунного света создает вокруг него ореол. Он разговаривает с мужчиной в костюме, который выглядит так, будто стоит больше, чем я зарабатывала за год, но Леви полностью отключается, наблюдая за мной так, словно я воплощаю все его мечты.
Румянец заливает мои щеки, и когда его взгляд скользит по моему телу, меня охватывает непреодолимая потребность подойти к нему. Мои бедра сжимаются, и я хочу возненавидеть себя за то, что это так очевидно. Он оказывает на меня глубокое воздействие, это слишком. Я ненавижу это, но в то же время мне это очень нравится.
Мужчина рядом с ним продолжает оживленно говорить о том, да черт его знает о чем, и по тому, как я завладеваю каждой каплей внимания Леви, становится ясно, что он тоже абсолютно ничего не понимает.
Улыбка появляется на моих губах, и меня охватывает застенчивость, которой у меня не должно было быть, учитывая те грязные вещи, за которыми наблюдал этот мужчина. Его напор становится слишком сильным, и я отвожу взгляд, только чтобы встретить разгоряченный взгляд Маркуса.
— Знаешь, он прав. Ты выглядишь как чертова эротическая мечта.
Прижимаясь к Маркусу, я кладу руку на его широкую грудь и смотрю через плечо на Леви, зная, что он следит за моими губами и читает каждое слово, слетающее с них.
— Тогда,
Глаза Леви вспыхивают желанием, а в груди Маркуса раздается мягкий рык, который с грохотом отдается в моих пальцах.
— Считай, что это сделано.
Меня охватывает трепет, но это ненадолго, поскольку гости останавливаются, чтобы поприветствовать Маркуса, каждый из них осторожно приближается. Его репутация в этом мире далеко и широко известна. Я не упускаю из виду, что он ставит меня чуть впереди себя, заставляя принимать на себя основную часть внимания, что невольно означает те взгляды, которых я не хочу. Я встречаю двоюродных дядей, кузенов, о существовании которых я даже не подозревала, кузенов этих кузенов и тетушек. Черт, я почти уверена, что Маркус и сам не знает, кто большинство из этих людей, но нет никаких сомнений в том, что все они — члены семьи. Гены ДеАнджелисов здесь сильны. Темные волосы и темные глаза, за исключением жен, которые выглядят по меньшей мере на двадцать лет моложе, с искусственными сиськами, наманикюренными ногтями и волосами, так сильно отбеленными, что от них может начаться пожар.
Вспыхивают разборки, и все продолжают заниматься своим делом, как будто даже не замечают этого. Музыка становится неуловимо громче, когда Маркус вкладывает мне в руку еще один бокал, прежде чем закружить меня по комнате, чтобы показать меня гребаной звездой.
Проходит по меньшей мере час, прежде чем мы заканчиваем обход зала, и я уверена, что после знакомства по крайней мере с сотней разных людей я не помню ни одного имени.
Роман отходит от пожилого джентльмена, очень похожего на Джованни, и я не могу не задаться вопросом, не дедушка ли это ДеАнджелис. Глаза Романа жесткие и осторожные, он с подозрением наблюдает за каждым человеком в комнате, и я не могу не задаться вопросом, что они все думают о нас. Возможно, они думают, что мы какие-то сторонние наблюдатели, считающие, что сможем без последствий проскользнуть на место Джованни?
Дедушка ДеАнджелис стоит спиной к нам, взбалтывая коричневую жидкость в бокале, и допивает ее до дна, после чего ставит бокал на соседний стол. Он поднимает голову и направляется к выходу.
— Что, черт возьми, это было? — Спрашивает Маркус, когда мы все встречаемся посередине, нависая над столом.
Роман сжимает челюсти, бросая взгляд на выход, чтобы убедиться, что он ушел.
— Ему было что сказать, и он дал понять, что ему не нравится, что мы вот так прогнали отца. Поэтому я сказал ему, что он может либо присоединиться, либо отвалить. Я был бы более чем счастлив предать его тело земле.
— Черт, — говорит Леви, заставляя меня подпрыгнуть, когда он появляется из-за моей спины с напитком в руках. Он ставит его на стол, и вокруг него мгновенно образуется кольцо конденсата. — Он этого не оценит.
— Он может отсосать мой член, — бормочет Роман. — Он слишком долго дергал отца за ниточки, как чертов кукловод, но не больше. Они оба могут катиться к черту.
Я беру напиток Леви и делаю глоток, прежде чем поставить его обратно, отвратительный вкус практически прожигает дыру в моем языке.