Дикая роза (др. изд.)

Мердок Айрис

Хью молчал. Да, соблазнительно. Он мало путешествовал на своем веку. Фанни терпеть не могла ездить за границу. И оказаться свободным, уехать от всего на свете… Но хочется ли ему пуститься в путешествие с Милдред?

— Мы увидим Тадж-Махал при лунном свете, — сказала Милдред. — Неужели плохо?

— Индия — трагическая страна. Она произведет на вас гнетущее впечатление, Милдред.

— Не читайте мне лекций, — сказала Милдред. — Индия — замечательная страна, ужасно интересная. Вы знаете, что Хамфри должен был получить назначение в Дели, когда случилась эта

история в Марракеше? Это был бы его первый высокий пост.

Хью этого не знал и подумал, что если он никогда не воспринимал загубленную карьеру Хамфри как трагедию, то в этом, безусловно, заслуга Хамфри.

— Я накупила столько книг об Индии, — продолжала Милдред, — целую библиотеку. А потом мы туда не поехали. Для меня это было страшное разочарование. Я так по-настоящему и не утешилась. С тех пор я просто брежу Индией.

А если ему не приходило в голову, что Милдред может испытывать тяжелое разочарование, что её вообще можно чем-то обескуражить, в этом, безусловно, еезаслуга.

— Мне ведь необязательно решать сейчас? — спросил он. — Едва ли это выполнимо. Но подумать я подумаю.

— Ну разумеется, это не спешно! — воскликнула Милдред. — У Феликса ещё все висит в воздухе. Я думала так: если у него останется время от отпуска, можно будет поехать пароходом. Для вас это был бы хороший отдых. Во всяком случае, вы подумайте. А теперь пройдемся до моста, пока верная долгу Энн не заторопилась домой, к своему супругу. Она и так уже пересидела — грозилась уехать раньше.

Хью с усилием поднялся. Индия. А почему бы и нет? Милдред права — им недолго осталось путешествовать. И все же за вихрем возможностей, поднятым её приглашением, маячила, пока ещё неуловимо, какая-то серьезная причина, мешающая ему уехать.

— Комары у реки кусают просто зверски, — сказала Милдред. — Давайте я вас смажу цитронеллой, они этого не любят.

Она подняла с травы пузырек, оставленный возле кресла, и легко мазнула пробкой по шее Хью. Сильный специфический запах проник ему в ноздри, проник в мозг. Милдред опять взяла его под руку, и они медленно прошествовали к реке. Запах цитронеллы не давал ему покоя. Что-то с ним сегодня творится неладное. И почему именно этот запах именно здесь так странно его тревожит?

Они дошли до горбатого серого мостика на двух миниатюрных полукруглых арках, с осыпающимися, желтыми от лишайника перилами. С середины моста заглянули в маленькую заводь, где голубая сетка незабудок, растущих прямо из воды, цеплялась за высокие камыши, почти скрывавшие от глаз лужайку. Вид на дом загораживала рощица стройных бамбуков: стоящие тесно друг к другу стебли, прямые, как копья, и поникшие перистые верхушки, непрерывно трепещущие даже в такой тихий вечер. На другом берегу сочная листва каштанов дотягивалась до камней моста. Вода в тихой бухточке, укрытой от посторонних глаз, едва слышно что-то нашептывала.

Хью облокотился о перила и поглядел вниз. В прозрачной воде колыхались длинные зеленые косы водорослей. Потом он перевел взгляд, фокус переместился, и он увидел свое отражение и отражение Милдред,

которая стояла рядом с ним и тоже смотрела в воду. И тут в нахлынувшем внезапно смятении ускользавшее воспоминание поднялось на поверхность — он вспомнил тот поцелуй. Это случилось здесь, на этом самом месте, и в ту самую минуту, когда они вот так же остановились и увидели внизу, в зеркальной воде, свои отражения. Они увидели свои отражения и, словно по подсказке этих теней, в полном молчании повернулись друг к другу и страстно поцеловались. Должно быть, это цитронелла помогла ему вспомнить, и теперь он уже понимал, хотя и не видел глазами памяти, что в тот вечер двадцать пять лет назад Милдред, видимо, точно так же спасала его от комаров. Но поцелуй он теперь вспомнил во всех подробностях.

Хью все смотрел в воду. Их лица, чуть искаженные рябью, снова казались молодыми. Потом он разом выпрямился и отошел от перил. Его резкое движение как будто удивило Милдред. Конечно же, она не могла вспомнить. Волшебная сила цитронеллы подействовала только на него. Он почувствовал минутную обиду. Ее сменило облегчение. Они двинулись обратно к дому.

Теперь Энн пересекала лужайку, Миранда изо всех сил тянула её за руку, а она, смеясь, пыталась продолжать разговор с Феликсом, который шел за ней по пятам.

— О, они уже собрались домой, — сказала Милдред, замедляя шаг. Хью тоже пошел медленнее.

— Хью, — сказала она, — можно мне как-нибудь зайти к вам в Лондоне? В ближайшие недели я почти все время буду там. Я так давно не видела вашего Тинторетто. Так хочется на него посмотреть.

— Вы очень добры ко мне, Милдред. Вот приеду в Лондон и позвоню вам, тогда мы назначим день, хорошо?

— И ещё вот что, Хью… Поедем в страну Вишну!

Он не находил себе места от тревоги, ему хотелось одного — распрощаться. Индия, да, надо будет подумать. И в полном расстройстве чувств, нельзя сказать, чтобы только мучительном, он снова пытался нащупать ту причину, ту важную причину, почему он не может поехать.

„Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться прежде, нежели отойду и не будет меня“.

Они обогнули дом, и в блестящей стенке темно-синего „мерседеса“ Хью увидел отражение Энн и Феликса Мичема, которые их догоняли. Миранда, пребывавшая сегодня в особенно веселом и озорном настроении, примчалась на место первая и уже раскачивалась на дверце его машины, рискуя сильно её погнуть.

— Вы на похоронах Фанни видели Эмму Сэндс? — неожиданно спросил он у Милдред.

— А-а, — протянула Милдред, — моя подруга по колледжу. Разве она там была? Нет, я её не видела.

— Да, была. Как-то странно. Я в том смысле, что они с Фанни уже столько лет не видались.

— Эмма всегда проявляла на редкость дурной вкус, — задумчиво произнесла Милдред. — Кроме разве одного раза. Вы меня простите, мне нужно разыскать наших „младенцев в лесу“.

Слова эти, позволявшие ему сделать вывод, что Милдред известно больше, чем он предполагал, были последними, какими она в этот день удостоила его с глазу на глаз.