Дикая стая
Шрифт:
— Я все понял, Стас…
— И не только семью, но и женщину твою в покое не оставят, — выбросил окурок и предложил коротко, — пошли, поднимем сеть.
— Ого, уже полная! — глянул Гоша.
До самой темноты помогал поселенец разделывать рыбу, солил ее, закладывал в бочки. Рогачев носил в коптилку сушняк, поддерживал жар.
— Эту партию еще дня три коптить, затем снимать можно, как думаешь? — спросил тихо.
— По-моему, завтра к вечеру готова будет.
— Пожалуй, хватит нам. Больше
— Не спеши. Пусть стекут, чтоб не сгнили. Свернуть их недолго, но пусть они до будущего года сохранятся надежно.
— Устал я здесь, да и на работе дел набралось. Туго моим ребятам приходится, не успевают. Пора и мне включаться. Весь отпуск всадил в рыбу, ни одного дня не отдохнул по-человечески, — пожаловался Гошке и спросил, — так ты поедешь на заставу?
— За собаками?
— Ну да! Я на твоем месте давно бы ими обзавелся.
— Смотаюсь. Вот только дадут ли мне?
— Куда денутся?
— Стас, погоди сеть сматывать, дай и я разок поставлю. Обещал рыбы подкинуть. Может, даже ждут меня?
— А без рыбы уже не примут? — расхохотался Рогачев.
— Да кто их знает?
— Баба — как корзинка без дна! Сколько в нее не клади, все равно ничего не видно. И обратно ничего не получишь! — съязвил Стас.
— А что ты хочешь? Недаром о бабье говорят, мол, с транды сдачи нет.
— Зачем же сам в этот омут башку суешь? — удивился Рогачев.
— Ты глянь в реку! Даже рыбы парами кружат. Неужели я глупей?
— Средь них поселенцев нет! — заметил Стас ядовито.
— Инспекторов не бывает в их косяках! — поправил или уточнил Гоша.
— А что поделаешь? Хоть я и поселенец, и инспектор, но меж ног тоже растет. Куда от себя денусь? — вошел Корнеев в реку. — Давай второй конец! — крикнул Стасу.
— Тебе с одним мороки мало? — шутил тот.
Осознание того, что рыбалка закончена, приободрило человека, выровняло настроение. Рогачев охотно помог Гоше установить сети и пошел к костру готовить ужин.
— Послушай, Стас, я тебе здесь больше не нужен. Докоптишь и без меня. Я когда подниму сеть, возьму рыбу и смотаюсь в поселок, а завтра с утра — на заставу.
— Давай! Только поедим сначала.
— Не хочу рыбу. Надоела! Все дни — одна она. Того гляди, сам чешуей обрасту, и хвост появится. Весь провонял ею, насквозь, — понюхал свои руки Гоша и сморщился.
— Не коренной, не местный ты человек! Наши мужики, имея рыбу, о мясе и не вспомнят.
— Оно и видно! — выругался Гошка.
— У нас не только люди, но и коты с собаками любой колбасе рыбу предпочтут.
— Дурные вовсе! — сплюнул поселенец.
— Привычка — вторая натура, — развел руками Рогачев и предложил, — ты рыбу брезентом накрой, чтоб поселковые не увидели,
— Где возьму?
— Да у меня. Я свою палаткой закрою, — оглянулся на сети и позвал, — пошли твои концы тянуть!
Вечером Гошка причалил к знакомому берегу, и тут же к нему сверху скатился Степка. Он радостно взвизгнул, увидев почти полную лодку рыбы, тут же принялся носить ее в сарай. Поселенец помогал, но скоро выдохся. Сказались бессонные ночи и усталость.
— Степ, сам справишься? Я — в отрубе, вымотался как последний лох!
— Конечно, сам сделаю! Идите в дом, мамка давно вас ждет. Все глаза проглядела, — улыбнулся робко пацан.
Анна подошла к Гошке, помогла стянуть с плеч мокрую рубашку.
— Совсем измучился, — пожалела мужика.
— Поговорить нам надо, — сухо оборвал бабу.
Та сжалась, почувствовав недоброе:
— Что-то стряслось? — спросила дрогнувшим голосом и села напротив, подвинув тарелки, — ешь, Гошик, ешь, наше солнышко…
— Пошли в зал, там побазарим, — позвал за собою Анну и, устроившись на диване, усадил бабу рядом, обнял, и застряли слова в горле.
«Ну как отказаться от нее самому? Может, она — его судьба? А вдруг он станет ее горем?» — кольнуло внутри.
— Ань, ну что брехать впустую? Не могу без тебя! — выдал совсем не то, что думал.
— И я, — услышал в ответ робкое.
— Все время о тебе и Степке думаю, — почувствовал, как тесно прижалась к нему баба. — Обдумал каждую мелочь. Коли дышу в поселке, не жить мне без вас! — Анна обняла Гошку смелее. — Но есть и другое, о чем знаем оба, но говорить боимся, — сорвался голос человека.
— Ты это о чем? — встрепенулась женщина испуганно.
— Понимаешь, я не только поселенец, но еще и инспектор на свое несчастье! Знаешь, сколько раз в меня стреляли поселковые за время лососевой путины, которая только в разгаре? Уже не счесть! Много раз могли убить, и не раз цепляли то пули, то дробь. Пойми, я не жалуюсь! Что моя жизнь? В зоне десятки раз мог откинуться. Но это я! А когда семейный стану, на вас начнут отрываться поселковые. Сначала тебя уговаривать станут, потом грозить, а дальше доставать начнут тебя и Степку, чтоб мне
досадить. Что они устроят, одному Богу ведомо, но в покое не оставят, это верняк. Даже мой барак подожгли.
— А зачем?
— На лугу взять решили, мол, нынче так, а завтра самого в нем поджарим.
— Изверги! — возмутилась Анна.
— Так это— я, а если, узнав, что здесь дышу, запалят твой дом?
— Убереги от лиха, господи! — перекрестилась женщина.
— Вот и я о том! И тебя, и Степку жаль! Мало без крыши и угла останетесь, но и жизнь могут отнять. Вот в чем печаль моя, Аннушка!