Дикая стая
Шрифт:
Многие из них даже смотреть отказались в сторону реки, но Гоше вслед говорили такое, что поселенец даже во сне спал со сжатыми кулаками и матерился.
Ольга теперь старалась вернуться домой засветло. Если ловила браконьеров, то не сдавала их в милицию, заставляла платить штраф, решив, что новый инспектор, который ее заменит, пусть работает по-своему, а ей перед отъездом не стоит рисковать головой.
Перед окончанием нереста женщина даже сети не отбирала. Увидела, что и Гошка уже не зверствует, не набрасывается с кулаками на людей и не грозит как раньше.
— Устал я с ними собачиться. Ведь вот до сих пор винят меня в смерти учителя. Забрал я у
Семья осталась без кормильца, и клянут меня всяк день как последнего пропадлину. Да и только ли они? Та же Галка Хохорева со своей малышней. Может, оттого и у самих ничего не клеится, что хаваем мы хлеб свой, политый чужими слезами? И давимся, и болеем, и света нет в нашей жизни…
Ольга слушала Гошку молча, а потом сказала:
— Все это скоро кончится. Во всяком случае для тебя! Скажи, ты что-нибудь подыскал для себя на будущее или останешься в инспекции?
— Нет! Ни за что! Аня написала Юрке в Питер, попросила помочь нам. Нет, не деньгами. Хотя б советом. Тот по-своему понял, обещал разузнать и позаботиться о нас. Решил теперь в Питер перетащить, чтоб рядом жили. Анька уже ждет-не дождется, переезд за праздник будет держать. Мне ль не понять свою бабу? Устала она здесь, вконец извелась. Отдохнуть бы ей, ведь все годы семью тянула. Пора мне впрягаться. В городе всегда проще сыскать работу мужику. День и ночь стану вкалывать.
— Вот разъедемся и никогда больше не увидимся! Прости, козлик, уже давно чую, что скоро навсегда расстанемся, — погрустнела Ольга.
— С чего взяла? — вылупился Гоша, еле продохнув.
— Мне нужно сменить обстановку. Я задыхаюсь здесь! Я умираю! Я давно не чувствую себя человеком и не знаю, зачем живу на земле? Да и ты добавляешь на душу, когда говоришь, что из-за нас голодают и умирают люди, что нас все ненавидят и мы живем здесь как наказание для всех поселковых. Я не хочу такое. Мне нужно уехать отсюда туда, где буду человеком, со мной станут считаться!
— Размечталась, Ольга! Да врубись же ты! Ну кому нужны инспекторы? Только властям! Обычным фраерам, самой толпе мы лишь помеха, как распорка промеж ног!
— А что будет, если нас не станет? Лосось вообще изведут жадные люди!
— Ну чего городишь? Ведь у всех нас — один живот, и больше чем он вместит, никто не схавает. Иначе куда денешь? Надо снять все запреты и разрешить людям жрать рыбу вволю. Поверь, не будет тогда браконьеров и люди сами станут беречь рыбу. Ведь знаешь, запретное всегда к себе тянет. А разреши лов, потерь в рыбе станет куда меньше, чем теперь при всей охране. Уж так создан человек, то, что от него берегут, обязательно украдет. Не веришь? Давай посмотрим, сколько рыбы насолили наши люди? Сколько икры наготовили? В каждом доме больше, чем в магазине. И это при том, что мы с тобой даже ночами стремачили на реках! А разреши лов, каждый возьмет столько, сколько схавает и ни капли больше!
— Так я и поверила! Ртом и задницей начнут хватать! — настаивала Оля.
— Поначалу, а впослед поостынут, потому как хранить рыбу тяжко. Ее из соли взял — отмочить надо. Какой вкус у такой рыбы, сама знаешь. Да и сколько ее нужно на зиму? Ведь помимо нее поселковые мужики и бабы запасаются харчами. Кто на перелетных охотится, другие грибы в тайге собирают, ягоды. Бабы картоху растят. Так-то оно
— Ты думаешь, что мы здесь лишние люди? — удивилась Ольга.
— Когда станешь семейной, слиняешь из инспекции, сама себе на это ответишь, — усмехался Гоша и неожиданно добавил, — Ольга, а когда сделаешься бабой, ни за что не расколешься внукам, что вкалывала в рыбинспекции!
— Почему? — не поняла баба.
— Стыдиться станешь!
— Ты уж слишком загнул! — обиделась тут же.
— Когда из-за нас помирают люди, как тот учитель, это и впрямь стыдно.
— Как же сам себя заставлял работать?
— Не своей волею! Меня заставили. Не хотел в зону возвращаться, но потом дошло, что тут я быстрее мог откинуть копыта, потерять жизнь и не дотянуть до воли. Если б раньше доперло, не уломался бы в инспекторы ни за что!
— Я не согласна с тобой! Если дать людям волю, через несколько лет всю красную рыбу изведут! Из- за жадности! Не впрок начнут заготавливать, а сколько руки сгребут. Как это он засолит иль накоптит рыбы меньше, чем сосед? Да ни за что! Зависть задушит, ночами спать не даст! Ты плохо знаешь психологию наших людей. Они живут не разумом, чтобы брать по потребности, а только стадным чувством — алчностью. Бери, хватай, сколько уволокешь. Неважно, сколько сожрет и сколько выбросит. Важно, что у него будет не меньше, чем у других. Только тогда смогут жить и спать спокойно. Вон в Октябрьском на моем участке бабка Лиза жила. В рыбачках — с самой войны. Рыбу ртом и жопой ела, а под старость на нее смотреть не могла. Опротивела. Перебрала старая лососи за свою жизнь, но все равно на зиму солила, а потом летом выкидывала. Рыба не может храниться бесконечно, но баба Лиза не умела дышать без запасов! Никогда ни с кем не делилась. А ведь жили рядом многодетные семьи, но не коренные и не заслуженные — как бабка. Им не разрешали ловить кету. А старуха выбрасывала каждое лето завонявшую рыбу. И таких полно. А ты говоришь, что по надобности брать станут, мол, у всех живот только один. Наши люди только о себе помнят, о завтрашнем дне никто не задумывается. Для него мы имеемся.
Гоша, слушая Ольгу, лишь усмехался. Он расхотел спорить и остался при своих убеждениях.
— Смотри, раньше в это время нерест уже заканчивался, а нынче еще вовсю косяки идут.
— Зима будет теплой. Рыба такое чует! — повеселел поселенец и, поймав пару рыбин, развел костерок, взялся запечь семгу на углях. — Думал, этот
объезд последний будет, но нет, наведываться придется не раз. Глянь, как плотно идут косяки. К самым верховьям поднимаются. Это хорошо, что силенок много. Мальки будут крепкими, до весны многие доживут.
— Погоду не предугадаешь. Рябина рано покраснела, выходит, зима наступит скорая и лютая, — не согласилась Ольга.
— Для нас эта путина последняя здесь. Клянусь волей, когда уеду отсюда, на рыбу смотреть не захочу. До печенок она меня достала! И сниться будет до смерти!
— А я, если выйду замуж, уйду из инспекции. Знаешь, почему?
— Скажи свое.
— Детям мать живая нужна…
— Вот это верно сказала! Женщине никогда нельзя жизнью рисковать. Они в доме и в семье самые нужные! — Георгий отдал Ольге запеченную рыбу. — Ешь, сеструха. Наше у нас никто не отнимет, — впился зубами в свою рыбу. — Даже через много лет я не забуду вот эти наши объезды, печеную рыбу и тишину на реке. Недолгая она, может оборваться в любую минуту, но, видно, тем дороже, что была она. Как жизнь, в которой так мало радостей, а все ж не хочет расставаться с ней человек.