Дикая стая
Шрифт:
— Гош, если я перееду в Оссору, ты будешь мне писать письма?
— Ой, Олька, темнить не стану: получать письма люблю, а вот отвечать на них терпеть не могу. Лучше позвоню. Ты уж заранее знай и не скрипи клыками!
— Ладно уж, прощу козлика за правду! — рассмеялась женщина и через пару дней уехала в Оссору.
Корнеев остался один на два участка. Забот и тревог у него поприбавилось. Порою возвращался домой уже затемно. Вот так объезжая Широкую, увидел, как лесник Егор наводил порядок у себя в тайге, убирал сухостой, рассаживал молодые деревья, чтоб росли свободнее, но оставались под надежной защитой
— Ты ж вон какой плечистый да ядреный. Таких мужиков середь людей ноне не сыскать. Все дохлые, квелые. Ранней по восемнадцати детей в семьях рожалось. Все взрастали здоровыми, работящими. А теперя глянь, едины заморыши плодятся. В семье— один. Двое — редко у кого, трое — многодетными считаются. Ранней осмеяли б бабу за эдакое! На детей глянуть срам! Прозрачные! Сквозь них тайгу видать. Зато все мытое да кипяченое харчат. Я своих без баловства растил, зато и ныне у их щеки со спины видать, а плечам и медведь позавидует! Вона как в отпуск понаехали, изба ходором ходила от их! Потому как люди, а не шкелеты сущие, возле каких хоть чхнуть иль бзднуть боязно! Разве сбрехал? Полный поселок таких нелюдей, срамотища! А ить туда же, в люди лезут! — поднатужился Егор, сломал сухой сук и, оглянувшись на реку, увидел Гошу, махнул ему рукой. — Заруливай ко мне! — крикнул зычно.
Оглянувшись по сторонам, Егор цыкнул на своих волков:
— Домой ступайте! Нече мужука пужать! Он к вам несвычный.
Зверюги послушно покинули хозяина. Издалека, из-за кустов понаблюдали за Гошкой, не опасен ли он для Егора, не обидит ли, и, убедившись, что приехал человек без зла, побежали к избе наперегонки, играя.
— Давненько тебя не видел! — приобнял поселенца Егор.
— Скоро и вовсе слиняю, — буркнул Гоша.
— Вольным сделаешься? — спросил Егор.
— Ага.
— То славно! В свои края поедешь?
— В Питер. Анькина родня расстаралась, жилье подыскали. Степке по душе пришлось, когда глянул. Дом, правда, не в центре и стоит на сопке, зато крепкий, из бревен. Все имеется в нем, даже отхожка, отопление. На кухне газ, с дровами нет мороки, и просторнее на комнату.
— Свое куда денете?
— Семья из совхоза все на корню покупает. Собрались переехать в поселок, у них там школы нет, а детей аж пятеро наваляли. Все учатся. Из-за ребятни решились. Даже скотину покупают.
— Вовсе складно сложилось, — улыбался Егор.
— Теперь только бы ничего не сорвалось! — вздыхал Гошка.
— Какие помехи могут случиться?
— А всякие! Слыхал иль нет, что у Шинкарева сын пропал? Легавые его всюду шмонали, все без понту. Как испарился козел!
— То ты про Димку? — уточнил лесник.
— Про него.
— Ну, этот барбос сам не околеет. Кто-то ему подмогнул. И давно он пропал?
— Да уж недели три прошло…
— Во, я его впослед аккурат так и ветрел вон там, на том берегу, на лужайке. Я приехал траву скосить корове. Димка со своей шпаной на моем лужку резвился. Девки с ними были. Такие ж дурковатые. Курили и подвыпили. Всю траву поизмяли. Я как глянул, порешил воротиться. Думал с неделю ождать, покуда трава подымется после их. А Димка углядел меня, позвал на угощение, но я отказался, сказал, что
сопляк! Ну, вскоре они уехали. Я енто говно знаю. Задень его, вони не оберешься! Родитель всю душу измотает на лоскуты. Да и лужок скосил ужо. Энти недоноски весь его засрали. Бутылок, банок почти мешок накидали. Я все закопал в ямку.
— Егор, не видел ты, живой ли был тот Димка?
— Ну, со своими был! Он с ими много годов дружится, считай, с детства. А и волокли его, не бросили. Каб дохлый был, на што он в лодке? На берегу, в земле кто б сыскал его? Оно тебе к чему? Нехай легавые ищут! Они на то поставлены. Зачем их морокой свою голову глумить?
— Понимаешь, Егор, незадолго до того, мы с Димкой и его отцом пособачились круто. Я ему по соплям вмазал. И Рогачев вместе с Шинкаревым брякнули, мол, пока не сыщут Димку, не видать мне воли как своих ушей! Теперь доперло? А тут уж все на мази!
— Так чем я подмогну?
— Хоть день вспомни! — взмолился Гоша.
— Не припомню. Да коль надо, пацанов его нехай тряхнет милиция. И девок! Они из новых учителок, каких прислали в поселок. Обе рыжие и морды крашеные! Едино в толк не возьму, куда Димку сунули? Может, он с теми девками и поныне шалит, а вы его упокойником ищете!
— Не-ет, Егор! Бабы на халяву столько времени не держат!
— Как знать их, нонешних?
Лесник пригласил поселенца в зимовье, но Гоша отказался, сославшись на дела, и уехал в поселок.
Едва человек вошел в дом, Анна выпалила:
— Ольга звонила из Оссоры! Только ты поехал, она — тут как тут. Про тебя спрашивала, сказала, что через три дня воротится.
— Как ей там? — перебил Гошка.
— Понравилось. Все по душе пришлось: и поселок, и люди.
— Значит, уедет.
— Непременно. Так и решила, скорей туда воротиться. Вот только документы сдаст за этот сезон и умотает туда насовсем. Говорила, что снабжение Оссоры царское, Усть-Большерецк — просто жалкая дыра, куда даже за своими вещами ехать не хочется.
— Во, блин, дает! — удивился Корнеев.
— Еще сказала, что ей будущую квартиру показали. Небольшая, но уютная в доме на берегу моря. Там все дома так стоят, что море со всех окон видно. До него полсотни шагов. А продуктовый магазин — в том же доме, на первом этаже. Ее квартира однокомнатная, но посередке дома. Все есть, даже телефон. Если захочет уволиться, жилье заберут — так- то и привязали к инспекции веревками до самой пенсии.
— Один у нее шанс есть — замуж выйти, если найдет за кого! — сказал Гоша.
— Говорила, что молодежи много, и живут они весело. Она уже сдружилась с некоторыми, — рассказывала Анна так словно сама собралась переехать в Оссору.
Ольге и впрямь притянулся поселок. Его центральная улица начиналась рядом с аэропортом и убегала к сопкам, вытянувшись вдоль берега моря на несколько километров.
Частные дома и домишки, сохраняя общий вид улицы, не держались один за другой, всяк имел свое лицо, а потому даже на улицу каждый смотрел кто лицом, а кто и вовсе задом.