Дикая утка
Шрифт:
В е р л е. При столь тесных узах, как наши, надо полагать, один всегда нуждается в другом.
Г р е г е р с. Да, говорят.
В е р л е. И я бы очень хотел, чтобы ты теперь побыл дома некоторое время. Я одинок, Грегерс. Всегда чувствовал себя одиноким, всю жизнь. Но теперь это особенно (*653) дает себя знать - старею. Мне нужно иметь подле себя кого-нибудь.
Г р е г е р с. У тебя ведь есть фру Сербю.
В е р л е. Да, это верно. И я, так сказать, почти не могу обойтись без нее. У нее такой веселый нрав и ровный характер, она оживляет весь дом... а мне это очень, очень нужно.
Г
В е р л е. Да, но я боюсь, что так дело не может продолжаться. Женщина в подобных условиях легко может попасть в ложное положение в глазах света. Да я готов сказать, что и для мужчины это неудобно.
Г р е г е р с. О, если мужчина задает такие обеды, как ты, он может позволить себе кое-что.
В е р л е. Но о н а - т о, Грегерс? Ее-то положение? Боюсь, что долго она не выдержит. Да если бы даже... если бы ради меня она и махнула рукой на все пересуды и сплетни... то сам посуди, Грегерс, - у тебя так сильно развито чувство справедливости...
Г р е г е р с (прерывая его). Скажи мне коротко и ясно: ты собираешься жениться на ней?
В е р л е. А если бы так? Что тогда?
Г р е г е р с. Я тоже спрошу, что тогда?
В е р л е. Ты был бы решительно против этого?
Г р е г е р с. Отнюдь нет. Никоим образом.
В е р л е. Я ведь не мог знать... Быть может, дорожа памятью покойной матери...
Г р е г е р с. Я не страдаю экзальтацией.
В е р л е. Ну, как бы там ни было, ты, во всяком случае, снял с моей души тяжелый камень. Мне очень дорого заручиться в этом деле твоим сочувствием.
Г р е г е р с (глядя на него в упор). Теперь я понимаю, для чего ты меня хотел использовать.
В е р л е. Использовать. Что за выражение!
Г р е г е р с. Не будем особенно щепетильны насчет слов, по крайней мере с глазу на глаз. (С отрывистым смехом.) Так вот оно что! Вот зачем я во что бы то ни стало должен был явиться в город собственной персоной. Ради (*654) фру Сербю надо было поставить дом на семейную ногу. Табло из сына и отца! Это нечто новенькое!
В е р л е. Как ты смеешь говорить в таком тоне!
Г р е г е р с. Когда тут в доме была семья? Никогда, сколько я себя помню. А теперь, видно, понадобилось создать хоть нечто в этом роде. В самом деле, как это славно будет: заговорят, что вот сын на крыльях благоговения прилетел к помолвке старика отца. Что же тогда останется от всех этих слухов о бедной покойной страдалице матери? Ни порошинки! Ее сын развеет их по ветру!
В е р л е. Грегерс... право, для тебя, кажется, нет на свете человека ненавистнее меня.
Г р е г е р с (тихо). Чересчур уж близко я присмотрелся к тебе.
В е р л е. Ты смотрел на меня глазами своей матери. (Слегка понижая голос.) Но ты бы вспомнил, что глаза эти... бывали иногда отуманены.
Г р е г е р с (дрожащим голосом). Я понимаю, на что ты намекаешь. Но кто виноват в несчастной слабости матери? Ты и все эти!.. Последнею была эта бабенка, с которой свели Ялмара Экдала, когда самому тебе она... о-о!..
В е р л е (пожимая плечами). Слово в слово, как сказала бы твоя мать.
Г р е г е р с (не обращая на него внимания). И он, эта великая, детски доверчивая душа, по уши увяз теперь в этой лжи... Живет под одной кровлей с такой... и не знает, что его так называемый семейный очаг построен на лжи! (Делая шаг к отцу.) Как оглянусь на пройденный тобой путь, словно гляжу на поле битвы, усеянное разбитыми человеческими жизнями.
В е р л е. Сдается мне, что пропасть между нами слишком уж широка.
Г р е г е р с (овладев собой, с поклоном). Я это заметил и потому откланиваюсь... ухожу.
В е р л е. Уходишь? Совсем из дому?
Г р е г е р с. Да. Теперь наконец я вижу перед собой цель жизни.
В е р л е. Что же это за цель?
Г р е г е р с. Ты бы только посмеялся, узнав ее.
В е р л е. Кто одинок - не так легко смеется, Грегерс.
(*655) Г р е г е р с (указывая в глубину второй комнаты). Взгляни-ка, отец, камергеры играют в жмурки с фру Сербю... Спокойной ночи... прощай! (Идет во вторую комнату и скрывается направо.)
Слышны смех и шутливые возгласы группы гостей, показавшейся во второй комнате слева.
В е р л е (презрительно бормочет вслед Грегерсу). Эх! Бедняга!.. А еще говорит, что не страдает экзальтацией. ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Ателье Ялмара Э к д а л а. Просторное помещение, видимо, переделанное из чердака. Направо идущий косым наклоном потолок с большими оконными стеклами; они наполовину задернуты синими занавесками. В правом углу, в глубине, входная дверь, впереди же направо дверь в жилые комнаты. В левой стене тоже двое дверей, в простенке между ними железная печка. В средней стене широкие раздвижные двери. Обстановка скромная, но уютная. Между дверями направо, несколько поодаль от простенка, диван, стол и несколько стульев. На столе горит лампа под абажуром, лежат фотографии и разная мелочь, вроде кисточек, бумаги, карандашей и прочего. В углу у печки старое кресло. Там и сям расставлены и разложены фотографические аппараты и принадлежности. У средней стены, налево от раздвижных дверей, полки, на которых несколько книг, ящики и бутылки с химическими жидкостями, разные инструменты и прочее.
Гина Экдал сидит за шитьем на стуле у стола. Xедвиг на диване, заслонив глаза ладонями от лампы и заткнув уши пальцами, читает книгу.
Г и н а (поглядывает на дочь со скрытой тревогой, потом говорит). Хедвиг!
Хедвиг не слышит.
(Громче.) Хедвиг!
Х е д в и г (отнимая пальцы от ушей). Что, мама?
Г и н а. Милая Хедвиг, нельзя тебе больше читать.
Х е д в и г. Ах, мама, ну еще немножко! Чуточку!
Г и н а. Нет, нет, отложи книгу. Отец этого не любит. Он и сам никогда не читает по вечерам.
Х е д в и г (закрывая книгу). Да, папа не очень-то любит читать.
Г и н а (откладывает шитье и берет со стола карандаш и тетрадку). Ты не помнишь, сколько мы сегодня заплатили за масло?
Х е д в и г. Крону шестьдесят пять эре.
(*657) Г и н а. Верно. (Записывает.) Ужасти, сколько у нас масла выходит. Да еще колбаса и сыр. Постой-ка... (Записывает.) И ветчина еще... гм... (Сводит счет.) Вот уж выходит...
X е д в и г. А пиво-то еще?
Г и н а. Да, само собой. (Записывает.) Становится в копеечку. А все надо.