Дикий батальон
Шрифт:
Потом два дня мы с пеной у рта спорили с «особым совещанием» нашего батальона, распределяя людей. Мулла гнул свою линию, что молокан надо равномерно распределить по ротам, чтобы они прониклись верой в светлое будущее Аллаха. Модаев-козел поддерживал своего замполита-муллу. Но, тем не менее, нам удалось добиться нашего варианта распределения: чтобы после обучения молокане из новобранцев попали в первую роту, в которой было достаточно славян-христиан. Опять же нашими стараниями «зеленоповязочников» — воинов Пророка мы тоже запихнули в первую штурмовую.
И начались будни учебы. Только осень вносила
Сопливым пацанам и мужикам за сорок лет приходилось особенно тяжело. Порой возникали роптания, но мы их быстро пресекали. Проводя, например, занятия по физ. подготовке в виде марш-бросков на десять километров. После этого тем, кто шумел, и по чьей милости пришлось побегать, просто набили морду. Нас это мало касалось.
Изнурительный темп занятий помогал вытеснять все лишние мысли из головы. Приходили, умывались, стирали форму. Брали второй комплект, который нам раздобыл Ахмед, вешали сушиться первый, потом легкий ужин, по стакану коньяка и спать. Зачастую засыпал без снов, просто отрубался, но когда что-то снилось, то это была моя жена — Ирина.
Ахмед жил с нами, снабжая нас новостями, которые приносил ежедневно. Новостей особых не было. Нуриев запивался «по-черному», к нему присоединился Модаев, мулла периодически показывался на наших занятиях, смотрел, что-то шептал, возводил к небу руки. Но мы не обращали на него никакого внимания, не мешает и ладно, морду набить все равно не удастся.
И снова занятия, занятия, занятия. Оборона, маскировка, инженерная подготовка. Мучая людей, мы наконец-то перестроили линию обороны нашей деревни. У Модаева с комбатом руки не доходили до этого, и люди по-прежнему сидели в армянских окопах. Выявили пару слабых мест в собственной обороне.
И снова занятия. В поле, в деревне, оборона в поле, оборона в деревне, штурм здания, поиск снайпера. Уничтожение. Подавление. Перемещения. Маскировка.
Новички знакомились со старослужащими, те им популярно объяснили, кто мы такие, и что наша наука еще пригодится всем и каждому. Авторитет вырос. А свобода как была далека, так и осталась.
Вместо ожидаемых трех недель Виктор и Владимир пролежали в больнице полтора месяца.
Ахмед съездил и привез их и Вели. Все, кроме Виктора, выглядели хорошо. Поправились, цвет лица изменился. Виктор же наоборот, исхудал, сгорбился, черты лица заострились, на висках появилась седина. Читал в книгах, но не думал, что можно поседеть за столь короткий срок.
Он никак не отреагировал на приезд, был вял, хмур и все время молчал. Почти не ел, только пил чай, от спиртного отказывался, зато курил беспрерывно.
Мы пытались его растормошить, но бесполезно. Он лежал на спине, уставившись в одну точку на потолке. Спал тоже мало, ночью нам мешал, бродя по дому, вздыхая, сигарету не выпускал изо рта.
Как рассказал Ахмед, Виктор ходил в дом родителей Аиды, посидел в ее комнате, взял несколько фотографий. Он часто, подолгу рассматривал их, ведя мысленный диалог с ней.
Мы пытались отвлечь его, привлекая к занятиям, он лишь махал рукой и отворачивался
Однажды ночью нас разбудил Вели. Сказал, что Виктор взял автомат и пошел в сторону школы.
— Модаева пошел кончать! — быстро сообразил я.
— Надо перехватить. Его самого могут прибить, — Володя стал быстро одеваться.
Мы рванули бегом по прямой к штабу. Витьки там еще не было. Предупредили охрану, что у Богданова после смерти Аиды лунатизм, чтобы не стреляли, если увидят. Сами разбрелись по окрестностям.
Я правильно рассудил, что Витька не дурак и ночью в штаб не полезет, а заляжет где-нибудь рядом, и когда утром выйдет Модаев, убьет его одиночным выстрелом. Как снайпер Аиду, так и он этого гада. То, что Виктору уже давно наплевать на собственную жизнь, я понял. Но не хочется терять друга. По Модаеву давно веревка плачет, но не стоит ради этого самому лезть в петлю.
Часть девятнадцатая
Сбоку от школы стоял полуразрушенный дом. На мокрой земле отчетливо были видны следы ботинок. Лишь бы он растяжек не наставил! Я аккуратно наступал, подсвечивая себе фонариком.
— Витя, ты здесь? — окликнул я темноту.
— Уходи, Олег, я должен это сделать, — глухо отозвался Виктор.
— Убить Модаева — дело хорошее. А вот дальше что? Гуд бай, Америка?
— Мне все равно. Если бы не он, то Аида была бы жива, и мой ребенок тоже был бы жив. Я его убью. Уходи. Я решил так. Останешься — я могу и тебя с собой прихватить.
— Убьешь меня?
— Может и так получиться — уходи, — в темноте сухо щелкнул предохранитель автомата.
— Хорошо, но давай напоследок выпьем по глотку конька, покурим, до рассвета еще далеко, спешить некуда. Я поднимаюсь. Не стреляй!
— Хорошо, — голос из темноты.
Я поднимаюсь по лестнице, свечу под ноги.
Здесь, — слышу сверху.
Наверху стоит Виктор, без оружия. Последней пары ступенек нет, он протянул мне руку, чтобы забраться. Фонарик перекладываю в левую руку, в ней же за цевье держу автомат. Протягиваю правую руку, резко дергаю Витьку на себя, при этом основанием рожка бью в солнечное сплетение. Чтобы было поэффективнее — добавляю бедром. Под весом Виктора летим вниз. Кубарем, то он вверху, то я. Но я-то был готов падению, а он — нет.
«Главное, чтобы Витька шею не сломал!» — мелькает в голове мысль. Упали, автомат в сторону, живой, не живой, потом разберемся, срываю я себя ремень, вяжу ему руки за спиной «цыганским узлом». А вот теперь и посмотрим, чем сможем ему помочь. Рывком переворачиваю его на спину. И тут же получаю удар в грудь ботинком.
— Ты сука, Олег! — слышу я голос Виктора.
Встали на ноги, кружим вокруг друг друга. Он дергает руками. Ничего. Узел проверенный, он только крепче от этого будет.
Резко делаю обманное движение правой ногой, топаю, как будто хочу зайти к нему за спину, он делает шаг влево и открывает живот. Я бью со всей мочи ботинком. Он захлебывается в кашле, падает на колени. Подскакиваю и бью рукой в основание черепа. Виктор кулем падает на пол, лицом вниз.