Дикий, дикий запад
Шрифт:
– Но кинули, чего не жалко.
– Ага… а там нефть оказалась.
Милли фыркнула. И рассмеялась.
– Небось, локти кусают…
– Думаю, уже успокоились. Они тоже весьма состоятельны.
– Деньги – такая штука, - сказала она серьезно. – Никогда не бывает достаточно.
– О месторождении узнала матушка. Она тоже одаренная и сильная. Почуяла, что с землей не так. Вызвали разведку. Потом прикупили соседние участки. Фермы-то давно разорились. Там климат такой, что без поддержки мага ничего не вырастет. А как добычу открыли,
– Правда?! – сколько восторга в глазах.
– Тогда еще она Императрицей не была, но была дочерью соседа. Не самого состоятельного. И помнится, матушка говорила, что её отец не слишком одобрял эту дружбу.
– Какой-то он… непредусмотрительный, - заметила Милли, подвигаясь ближе.
А вой продолжал нестись над степью. Только не возникало более желания умереть, напротив, теперь Чарльз остро ощутил, что жив.
Сердце бьется.
Сила клокочет. И ночь безумно хороша. Небо темное. Звезды низкие. Луна висит на поводке, слегка прикрытая рыхлым облаком. Такой ночью только и совершать безумства.
– Это да… и не гибкий. Так мне говорили. Наверное, были правы. Он никогда не скрывал своей неприязни к императрице, во многом поэтому и утратил прежние позиции. Император жену любит. Наверное, если бы дед был кем-то другим, его бы вовсе от двора отлучили. Но он нужен.
– Зачем?
– У него заводы, которые производят оружие. Нет, есть и другие оружейники, но ты понимаешь, сколько оружия нужно армии? И насколько важно качество его. И своевременность поставок. Сроки изготовления… многое иное. Две трети вооружения идут от моего деда. И заменить его в настоящее время просто-напросто некем.
Пока.
А ведь… Чарльз при дворе появлялся не так часто. И слухи не жаловал. Но что-то такое мелькало… о сокращении армии?
Поставок?
Проклятье!
А ведь… если логически подумать. Войн давно уж нет. И даже Запад притих. Не бунтуют орочьи племена. Сиу не выходят по-за границы Драконьего хребта. Да и в целом тишина.
Покой.
К чему тогда армия?
Мог ли Император пойти на сокращение численности войска? Вполне. И что тогда? Тогда сократилось бы и количество закупок.
Денег, которые получал бы дед.
Военные заводы – вещь хорошая, но не в мирное время.
Продавать… кому?
Не хватает информации. Причем жизненно не хватает. С другой стороны, что он еще знает о матушкиной родне? Её много. У матушки три сестры и четверо братьев. У них свои дети. И все-то обретаются в том огромном доме, которые, если подумать, для такой семьи не так и велик.
Всех содержит дед.
И привыкли родственники к определенному уровню жизни. Могло ли это привести к тому, что некогда огромное состояние перестало быть огромным?
Но не настолько же…
И при чем тут Бишопы?
– Думаешь? – поинтересовалась Милли, укладываясь на одеяле.
– Думаю.
– И как?
– Пока не знаю. Слишком все запутано.
– Если ты помрешь, - Милли потянулась и широко зевнула. – То кому проще всего будет получить деньги?
И легла, не дождавшись ответа.
Чарльз же…
Кому?
Хороший вопрос. Уж точно не мальчишке-машману, даже если тот отречется от своего учения и примет покровительство Бишопа. И не Бишопу… Императрица сумеет защитить подругу.
А вот отцу…
Особенно, если тот сумеет переступить через гордость. Или брату? С братом матушка, помнится, отношения сохранила. С кем-то из братьев.
Осиротевшая.
Несчастная.
Она позволила бы вернуть себя в тот большой дом, особенно, если бы оказалось, что защищать нужно не только её, но и Августу.
Нет, этак Чарльз вскоре и до мирового заговора додумается.
Мысль о заговоре окончательно успокоила, и он даже заснул.
Глава 19 В которой получается заглянуть в прошлое, но радости это не доставляет
Глава 19 В которой получается заглянуть в прошлое, но радости это не доставляет
Мертвый город походил… на город.
Только мертвый.
Мы шли. Впереди сиу, все трое. И лошади их ступали осторожно, крадучись, и сиу были напряжены. Вон та, что слева, держит стрелу на тетиве и напряженно вслушивается в шелест ветра. А в руках правой застыли ножи. И поневоле я сама начинаю… слушать.
Не так, как учил Чарли.
Здесь моя сила вдруг отступает, скатывается в клубок, будто старая нить. И клубок этот прячется под сердцем. Он горячий, уже не клубок, но уголек. И я прикрываю его рукой.
Второй придерживаю поводья.
Лошадям это место не по вкусу. Вон, жеребец Эдди мотает головой и пятится, но после все-таки идет, покорный воле человека.
А из травы вырастают дома.
Первые походят на огромные муравейники, сложенные из красного камня. Сверху он потемнел, обгорел и покрошился, тогда как боковины остались того особого оттенка, которое имеет освежеванная туша. Дома стояли плотно. Крыши некоторых обрушились, и дыры затянуло паутиной. За домами мы увидели остатки стены, низкой и широкой, проломленной в нескольких местах.
А ведь тихо.
И тишина давит на нервы.
– Держитесь рядом. Так близко, как получится, - сиу держит в руках те самые бусины из камушков. – Город большой, попробуем пробиться через главную площадь.
За стеной начинаются другие дома, тоже глиняные, но уже похожие на коробки. Они стоят плотно, порой слипаясь вместе в уродливые сооружения. Лишенные окон, с низкими кривыми дверями, дома кажутся неестественно хрупкими.
Тронь такой и рассыплется.
Руки я прижала к бокам. Что-то подсказывало, что не стоит что-либо трогать в этом месте.