Дикий волк (Сборник НФ)
Шрифт:
Взглянув на голубую равнину неба с пятнышками облаков, он перевел взгляд на широкую сонную главную улицу и улыбнулся. Ничего не изменилось. Такие городки, как Гринвиль, неподвластны времени.
Возле вокзала стояло такси. Водитель, скуластый молодой человек с неописуемой кепкой на затылке, положил багаж Беннинга в машину и спросил:
— В отель «Эксельсиор», мистер? Он лучший.
— Отвезите туда багаж. Я пройдусь пешком, — ответил Беннинг.
Молодой человек посмотрел на него.
— В любом случае платите
Беннинг заплатил водителю.
— И все-таки я пойду пешком.
— Деньги ваши, мистер, — пожал плечами водитель, и машина отъехала.
Беннинг зашагал по улице, а свежий ветер прерий трепал полы его пальто.
Бакалейная лавка, здание лесозаготовительной кампании, железо-скобяные изделия старого Хортона, парикмахерская Бела Паркера. Тяжеловесный параллелепипед мэрии. На молочной закусочной появилась новая реклама — колоссальное изображение конусообразного стаканчика мороженого, а Хивей — гараж стал больше, добавился участок, заполненный сельскохозяйственной техникой.
Беннинг шел медленно, растягивая время, встречные смотрели на него с открытым дружелюбным любопытством жителей среднего запада, а сам он вглядывался в их лица, но ни одно не казалось знакомым. Да, десять лет отсутствия — это много. Однако, должен же встретиться хоть один знакомый, должен же хоть кто-то поприветствовать его в родном городе! Десять лет — это все-таки не так уж и много!
Он повернул направо у здания старого банка и пошел по Коллин-стрит. Два больших, редко застроенных квартала. Дом-то в любом случае должен по-прежнему стоять!
Но дома не было.
Беннинг остановился, огляделся по сторонам. Все верно. То же самое место и дома по обеим сторонам улицы точно такие, какими он их запомнил, но там, где должен был стоять дом его дяди, не было ничего, только заросший сорняком пустырь.
«Сгорел, — подумал он. — Или перенесен на другое место».
Но он с беспокойством почувствовал, что здесь что-то не так. Дом не так-то просто стереть с лица земли. Всегда что-нибудь остается — груда булыжников в том месте, где засыпан подвал, контуры фундамента, следы старых дорожек, деревья и цветочные клумбы.
Здесь же ничего — лишь заросший сорняками пустырь. Казалось, тут и не было ничего другого. Беннинг огорчился — дом, в котором ты вырос, как бы становится частью тебя самого, это центр мира твоего детства. Слишком много воспоминаний связано с ним, чтобы можно было легко смириться с потерей. Но, кроме огорчения, он чувствовал и недоумение, смешанное со странным беспокойством.
«Грегги должен знать, — думал он, направляясь к соседнему дому и поднимаясь по ступенькам крыльца. — Если только они все еще живут здесь».
На стук из-за угла, с заднего дворика, вышел незнакомый старик — розовощекий, веселый маленький гном, держащий в руках садовую мотыгу. Он был не прочь поговорить, но, похоже, совершенно
— Ты ошибся улицей, парень. Здесь поблизости никогда не жил никакой Джесс Беннинг.
— Это было десять лет назад, — объяснил Беннинг. — Наверное, до вашего приезда сюда…
Старик перестал улыбаться.
— Послушай, я — Мартин Уоллейс. Я живу в этом доме сорок два года, — спроси кого хочешь. И я слыхом не слыхивал ни о каком Беннинге. К тому же на этом пустыре никогда не было дома. Я-то уж знаю, этот участок принадлежит мне.
Холодок неподдельного страха коснулся Беннинга.
— Но я жил в доме, который там стоял! Я провел в нем свои мальчишеские годы, он принадлежал моему дяде. Вас тогда здесь не было, а тут жили Грегги, у них была дочь с двумя соломенного цвета «поросячьими хвостиками» на голове, и мальчик по имени Сом. Я играл…
— Слушай, — прервал его старик. Вся его дружелюбность исчезла, теперь он выглядел наполовину рассерженным, наполовину встревоженным. — Если это шутка — то она не смешная, а если ты не шутишь, значит, ты или пьяный, или сумасшедший. Убирайся!
Беннинг смотрел на старика и не двигался.
— Как же так, вот и яблоня на краю вашего участка, — сказал он, — я упал с нее, когда мне было восемь лет, и сломал запястье. Такие вещи не забываются.
Старик выронил мотыгу и попятился в дом.
— Если ты не уберешься отсюда через две секунды, я вызову полицию, — с этими словами он захлопнул дверь и запер ее изнутри.
Беннинг свирепо смотрел на дверь, злясь на себя из-за того, что холодные иглы страха стали острее и вонзались в него все глубже.
— Тот старый маразматик просто свихнулся, — пробормотал он и снова взглянул на пустырь, а потом на большой кирпичный дом через улицу, и направился к нему. Он помнил, что дом был очень хороший, под стать людям, жившим в нем. Там жили Лькисы, и у них тоже была дочь, с которой он ходил на танцы, ездил на пикники, работал на сенокосе. Если они по-прежнему здесь живут, то должны знать, что же случилось.
— Лькисы? — переспросила крупная краснолицая женщина, отворившая на его звонок дверь. — Нет, Лькисы здесь не живут.
— Десять лет назад! — с отчаянием произнес Беннинг. — Здесь тогда жили они, а там, где пустырь — Беннинги.
Женщина удивленно посмотрела на него.
— Я сама тут живу шестнадцать лет, а до этого жила в том сером доме — вон, третий от нас отсюда. Я в нем родилась. Я никогда не слышала ни про Лькисов, ни про Беннингов.
Она больше ничего не сказала. Молчал и Беннинг. Тогда она пожала плечами и закрыла дверь. Беннинг еще некоторое время смотрел на эту дверь, готовый грохнуть в нее кулаками, разнести в щепки, схватить краснолицую женщину и потребовать объяснений, что это значит — ложь, безумие или еще что-нибудь.